Франк Таллис - Неизлечимые романтики. Истории людей, которые любили слишком сильно

За всю жизнь у Аниты было относительно мало сексуальных партнёров. Она, по её собственным словам, была «очень привередливой». Каждый раз, когда она сближалась с возлюбленным, она чувствовала себя очень уязвимой. Я заметил, что, когда Анита описывала свои переживания, её голос становился тихим и неуверенным и в конце предложения опускался до шёпота, словно ей не хватало дыхания. Так бывает, когда люди испытывают страх или тревогу. Когда Анита говорила таким голосом, то становилась похожа на маленькую девочку.

Мысль о том, что внутри каждого человека живёт субличность – частичка того, кем он был когда-то, – уходит корнями в аналитическую психологию Карла Густава Юнга. В 1934 году он писал: «Внутри каждого взрослого укрывается ребёнок – вечное дитя, которое постоянно растёт, но никогда не может вырасти, оно просит непрерывной заботы, знаний и внимания». Впоследствии, на протяжении шестидесятых и семидесятых годов, эту установку Юнга заимствовали и перерабатывали многие практикующие врачи, и с тех пор эта идея восторженно поддерживается популярными психологами, которые призывают любить своего «внутреннего ребёнка». Как и следовало ожидать, излишний сентиментализм и слишком частое использование, к месту и не к месту, обесценили концепт Юнга; тем не менее его взгляд до сих пор хорошо демонстрирует, как работает человеческий разум. Все эмоции и ситуации, которые могут напомнить нам о глубоких переживаниях наших ранних годов жизни, пробуждают в нас давно забытые воспоминания, и мы снова проваливаемся в детство.

Мне показалось, я услышал голос внутреннего ребёнка Аниты – маленькую девочку, которая пряталась за шторой и подглядывала за происходящим через крохотную щёлочку. Я мог бы попытаться подбодрить её, уговорить выйти из своего убежища, но удержался: она могла испугаться, убежать и уже больше никогда не выглянуть.

Очень многое можно рассказать об отношениях в паре, лишь взглянув на то, как сидят партнёры. Нередко мне доводилось видеть, как пара, зайдя в приёмную, усаживалась по разные стороны дивана. Казалось, что каждый партнёр окружён отталкивающим силовым барьером. Порой они сидели, слегка отклонившись друг от друга или же вполоборота, почти спиной друг к другу. Иногда я просил их сесть поближе, и они выполняли просьбу, но к концу сеанса, как правило, снова сидели врозь. Все эти пары приходили с намерением спасти отношения, давшие трещину, но язык их тела был красноречивей любых слов.

Анита и Грег сидели рядышком и наслаждались близостью. Порой они касались друг друга.

Роль психотерапевта во время семейной терапии напоминает роль рефери или арбитра. Удивительно, как сложно парам прийти к согласию даже относительно простейших вещей – например, кто, что и когда сказал. Одно и то же событие запоминается совершенно по-разному. Партнёры делают выводы на основе скудной неубедительной информации, и выводы эти зачастую совершенно неверные; каждый из партнёров ведёт себя так, будто умеет читать чужие мысли, и в итоге приходит к ошибочным умозаключениям, которые затем преподносятся как неоспоримые факты. Иногда во время терапии случаются срывы. Партнёры начинают нервничать, раздражаться и перебивать друг друга. Очень неблагополучные пары прибегают к оскорблениям. Очень часто мне приходилось повышать голос и заставлять их прекратить ругань.

Беседа Аниты и Грега больше походила не на обсуждение, а на грызню.

– Уж и не знаю, что я могу ещё сделать, – говорил Грег. – Я рассказываю тебе, где я. Рассказываю, с кем я.

– В самом деле? – откликнулась Анита.

– Да.

– А вот и нет. В четверг ты пришёл домой очень поздно. И не написал мне.

– О Боже, Анита, сколько можно. Тогда случились непредвиденные обстоятельства. – Грег бросил на меня взгляд и раздражённо махнул рукой. – На работе был аврал. Мне пришлось уехать на срочное совещание. У меня не было времени.

– А что, написать сообщение – это очень долгий процесс? – перебила его Анита.

– Я попросту не мог, – ответил Грег.

– Ты обещал.

– Анита, – произнёс я, подняв руку, чтобы привлечь её внимание. – Что именно обещал вам Грег?

– Что он будет присылать сообщения, всегда.

– Всё верно, – согласился Грег. – Я в самом деле обещал. Но, похоже, ты, Анита, не учитываешь, что иногда, даже при самом огромном желании…

Его оправдание перетекло во вздох, после которого он больше не произнёс ни слова – у Грега пропало всякое желание заканчивать мысль.

Я снова обратился к Аните:

– Вы сомневаетесь, что на работе был аврал?

– Она знает, что случилось, – сказал Грег. – Я показал ей переписку – и вам покажу, если надо. Возникла серьёзная проблема, и нужно было незамедлительно с ней разобраться.

– Анита? – осторожно спросил я, чтобы подтолкнуть беседу.

– Набрать сообщение – дело на пару секунд.

– Люди могут о многом забыть, когда сильно взволнованы…

– То, что действительно важно, не забывается.

– Вы так понимаете промах Грега? Что вы не важны для него?

– Такое у меня складывается ощущение.

– И, наверно, очень горькое. Но прошу вас подумать ещё раз и дать взвешенный ответ. Вы в самом деле полагаете, что раз Грег не написал вам в данном конкретном случае, то вы не важны для него?

Я хотел, чтобы она остановилась на секунду и задумалась – увидела, что какие-то её мысли, возможно, приходят автоматически; когнитивные психотерапевты иногда называют такие мысли плодом бездумного мышления. Однако я задал вопрос слишком категорично, сделав неверные смысловые акценты, из-за чего Анита почувствовала себя как на допросе. К тому же чуть раньше я охарактеризовал оплошность Грега, забывшего отправить сообщение, как промах, нечто случайное, из-за чего она могла решить, что я принял его сторону и не считаю его проступок серьёзным. Психотерапевты, как писатели, должны подбирать слова с умом и очень осторожно.

Анита напряглась, щёки ее вспыхнули алым цветом:

– Послушайте, Грег мне всегда говорит, что на него можно положиться. Что ему можно доверять. Но в итоге я не могу ему доверить даже отправку сообщения.

Пары часто спорят о вещах, которые любому другому человеку показались бы совершенно незначительными; они могут часами ходить по замкнутому кругу, так ничего и не решив и ни до чего не договорившись. Они как средневековые теологи, которые нескончаемо спорят о том, сколько чертей могут танцевать на булавочной головке. Но когда пары начинают воевать из-за, казалось бы, пустяковых вещей, стоит вслушаться в подтекст. Важен не сам аргумент, а то, что скрывается за этим аргументом.

Грег тоже начал раздражаться.

– Просто нелепость какая-то, – ворчал он. – Анита, ты переворачиваешь всё с ног на голову. Я задержался на работе. На сколько? Всего на час?