Франк Таллис - Неизлечимые романтики. Истории людей, которые любили слишком сильно

– Вы ведь больше не станете искать с ней встреч?

– Не стану.

– Или звонить ей?

– Не стану.

– Потому что, если вы ещё раз…

– Да, да. Я понимаю, что будет. Больше ничего такого не повторится.

Мы поговорили о будущем Пола, о возможности начать новые отношения. Но он не желал обсуждать даже саму идею. Тем не менее я полагал, что будет полезным даже просто коснуться данной мысли, подготовив почву для последующих разговоров, потому как со временем он начнёт отпускать Имоджен и перенесёт свои чувства на кого-то другого.

На самом деле мало кому удаётся связать свою жизнь с идеальным супругом. Любовь подразумевает компромиссы, что неплохо, потому что идеализированный партнёр – это и не человек вовсе.

– В каком-то смысле, – сказал я Полу, – той женщины, с которой вам хочется поговорить, больше нет. Возможно, её никогда и не было.

Он обдумал мои слова, а затем пожал плечами.

– Если честно, легче от этого никак не становится.

Неделей позже дверь в приёмную распахнулась, и внутрь влетел Пол – по его виду можно было подумать, что его бьёт лихорадка. Он обошёлся без приветствий и прочих вежливых формальностей и сразу же выпалил:

– Случилось нечто ужасное.

– Прошу… – Я указал на кресло.

Он сел и взволновано сплёл пальцы.

– Я ей не звонил, как мы и договорились, – начал Пол, словно я вот-вот собирался отчитать его за нарушенное обещание. – Но получилось так, что мы встретились, по чистой случайности. – Его губы чуть покривились, и он добавил: – Ладно, не прям уж по чистой случайности. – Он попытался успокоиться, делая размеренные вдохи и выдохи. – Понимаете, я ехал на машине и вдруг увидел, как она садится в такси. Я не остановился, проехал мимо, но я знал, что позади меня едет её такси – я видел его в зеркало. Затем оно остановилось на светофоре, и я увидел Имоджен на заднем сидении и подумал: «Как необычно».

– Что необычно?

– Ну подумайте, каковы шансы неожиданно встретиться в таком огромном городе, как Лондон?

– Они куда более велики, чем может показаться. – Я напомнил ему, что люди часто недооценивают процент вероятности.

– Но не лезть же мне за калькулятором, чтобы высчитать возможность…

– Нет. Дело не в калькуляторе, а в том, что вы наделили эту случайную встречу особым значением.

– Да, полагаю, что так.

– Ваши пути пересеклись по определённой причине.

Но Пол не захотел обсуждать превратное истолкование встречи, ему не терпелось рассказать, что было дальше.

– Когда светофор зажегся зелёным, я пропустил такси вперёд, а сам… ну, поехал следом, а потом оно остановилось и из него вышла Имоджен.

– Погодите, а почему ваши маршруты так хорошо совпадали?

– Ну, они не совпадали… то есть изначально я ехал в другое место.

– Как долго вы преследовали такси?

– Да не очень долго, минут двадцать. В общем, я тоже остановился, и Имоджен увидела, как я выхожу из машины, а когда я направился в её сторону, она словно спятила. Стала ругаться и сказала, чтобы я оставил её в покое, а когда я попытался объяснить, что, собственно, произошло, она сбежала.

Я хотел задать Полу вопрос, но он, как на предыдущем сеансе, поднял руку и добавил:

– Это ещё не всё.

– Хорошо.

– Она вызвала полицию.

– Ясно.

– Они приехали ко мне домой и сделали предупреждение. Но я ведь не преследовал её, как маньяк… Я… Я никогда бы не стал.

– Вы же понимаете, что, если не перестанете ей докучать…

– Да, да, всё закончится очень скверно.

– А что, если вы снова случайно увидите её? В магазине или баре? Что вы сделаете?

– Развернусь и уйду.

– В самом деле? Или, может, подумаете, как это необычно, и решите, что вас зачем-то свела сама судьба?

Пол понимающе кивнул – редкий случай, когда он пошёл на уступку и согласился с моей точкой зрения. Но таких случаев глубокого понимания ситуации должно было быть намного больше; в противном случае, как я боялся, Полу грозило переселение из пентхауса в тюремную камеру.

Слово «романтичный» всеобъемлющее и чрезвычайно сложное для понимания, потому что в нём заключено множество любовных идей и убеждений, скопившихся и перемешавшихся за целую тысячу лет. Само понятие романтики прочно вросло в наше культурное наследие, и мы принимаем его без всяких вопросов, просто как данность. В спектаклях, операх, фильмах, книгах – всё, что в них делается во имя любви, всё допустимо.

Сегодня принято считать, что ислам сеет ненависть; но на самом деле исламская культура – одна из тех, что дарит миру любовь. Наше понимание любви имеет ближневосточные корни. Древние арабские бедуины вложили в стихотворную форму мотивы, известные ныне по всему свету: идеализированную любовь, сводящие с ума страсти и острую тоску. Именно эти мотивы взяли за основу исламские писатели и поэты XI века, сотворившие свои грандиозные романы. В Европу исламские любовные сказания пришли вместе с маврами, захватившими Пиренейский полуостров. Предположительно эти истории передавались из уст в уста путешественниками, пересекавшими Пиренеи, и со временем их адаптировали странствующие актёры средневековой Франции. Позже рыцарские песни и стихи трубадуров заложили основу для местных благородных сказаний, в которых воспевались лучезарные королевы и безжалостные красавицы, чья недосягаемость воспламеняла страсть. Во времена эпохи Возрождения такие поэты, как Петрарка и Данте, подняли тему идеализации на новые экстатические высоты. В конце XVIII века слово «романтика» дополнилось новыми значениями, когда первые ростки романтизма – направления, в котором ценилась неистовая страсть, бравшая верх над холодным разумом, – проклюнулись в истории безысходной любви, описанной Гёте в «Страданиях юного Вертера». Это небольшое произведение, которое заканчивается самоубийством главного героя, оказало огромное влияние на представление о любви и сформировало прочный популярный образ, объединяющий её со смертью. Множество подражателей воспевали в своих стихах страдания отвергнутых влюблённых, описывая молодых людей, бредущих по заснеженным пейзажам с намерением убить себя.

Основная проблема с определением романтической любви заключается в том, что оно основано на недопонимании. Древние исламские сказания являли собой аллегории и описывали страдания души, тянущейся к Богу. Их нельзя понимать буквально. Западные же писатели и поэты, перепутав духовное с земным, наполнили идею ухаживаний и брака потоком несбыточных ожиданий. Как простая смертная женщина может соответствовать романтичному образу вечно цветущей красоты? Действительно ли существует только один человек (как единое божество), которого можно по-настоящему любить? Секс, каким бы упоительным он ни был, не являет собой божественное причастие. Судьба (или Бог) не сводит людей вместе – есть только случайные встречи. Преграды в любви не заключают в себе тайного смысла и возникают не с тем, чтобы проверить прочность любви и укрепить её узы. Нет никакой божественной задумки или вмешательства.