Павел Иевлев - Город людей

Ольга не обратила на его слова никакого внимания.

— Поскольку твой брак не завершён фактически — если не врешь, конечно, — поучала меня она, — условие нарушено не будет, и Сева это знает. Просто ему давно хотелось переложить этот геморрой на чужую задницу, а тут ты подвернулся. Он, поди, забухал на неделю с такого счастья…

— С чего мне врать? — обиделся я.

— Не знаю, — отмахнулась Ольга, — люди всегда врут про секс, а у тебя вообще болезненная потёртость на том месте, которое ты ошибочно считаешь совестью.

— А почему мне никто не хочет сказать, что это за девушки, почему Сева так хочет от них избавиться, и в чем вообще проблема? — не стал я поддерживать тему совести. Ведь про служанку, например, я так никому и не рассказал, хотя, казалось бы, ничего такого. Ну, Ольга бы меня облила презрением, конечно, но она и так каждый день пинает меня в самолюбие, я привык.

— А что, тебе так хочется стать внезапным многоженцем? — удивилась она.

— Ничуть, но…

— Вот и прекрасно. Когда эта проблема станет не нашей, будет вообще все равно, в чем она состояла.

— Да, но…

— Никаких «но»! Вам пора. Это ты у нас праздношатающийся ловелас, а Македонец с «Тачанкой» в жестком графике работают.

Мне это очень не понравилось, но я знаю, что давить на нее бесполезно. Поэтому улучил момент и прижал в углу Андрея:

— Знаешь, — ответил он нехотя, — с одной стороны, Ольга права, и не лез бы ты во всю эту мистику. С другой — она-то, со своим комсомольским анамнезом, в нее и не верит. А, может, и зря.

— Мистику?

— Ну… Знаешь, все эти Хранители… С одной стороны, они, конечно, совершенно материальны, и я их сам лично видел.

— И я.

— И ты, да. С другой — все, что с ними связано — чистая мифология. Кто они? Что они? Чего хотят? Почему?

— Матвеев писал, что они вообще не существа, а явления, как гравитация или красное смещение, — поделился я услышанным от Ольги, — фактор равновесия, балансир в механизме Мультиверсума.

— Ну, вот и скажи, сила тяжести может чего-то хотеть? Ну, кроме как чтобы кирпичи вниз падали?

— Вряд ли.

— Вот я и говорю — мистика!

Договорить нам не дали, подлетели на «Тачанке» Македонец с Маринкой, под их неласковыми взглядами Андрей стушевался, замолк и ушел.

— Такси подано! — сказала Марина, и мы нырнули в туманную неопределенность Дороги.

— Не слушай ты его, — посоветовал мне Македонец. — Плохой он человек. Лучше с такими вообще дел не иметь.

— А что делать? Хорошие люди помогать почему-то не хотят. Слишком заняты хорошими делами, — ответил я.

Македонец пожал плечами и отвернулся.

— Хороших людей нет, — сказал он после большой паузы.

Я ждал, что он как-то разовьет эту мысль, но он не стал, я а не переспросил. К черту всю эту философию. Сброшу со свой шеи внезапный мультибрак, и буду думать, как жить дальше. Что-то не хочется мне больше воевать за Коммуну. Ну да, обиделся. Ну да, глупо. Настоящие герои выше этого. Но я в герои и не нанимался.

Когда машина вынырнула из туманного кокона Дороги, в нос шибанул букет запахов — дым, горелый пластик, тлеющая резина, подгоревшие шашлыки, тухлятина… Как будто свалку подожгли.

Мне сразу стало тревожно и нехорошо. И Македонец напрягся, вытащил свои знаменитые пистолеты, головой закрутил.

— Тут всегда так блевотно воняет? — спросила Марина.

— Вроде бы нет… — ответил я растерянно и тоже достал пистолет.

Его мне, по счастью, сразу вернули, так же, как планшет и УИН. Теперь я был снова полноценный м-оператор Коммуны. Главное — не забывать проверять патроны перед выходом.

Мы выкатились из-за придорожного лесочка и первое, что увидели — неопрятную кучу трупов на фоне подпаленных зданий. Здания оказались плохогорючими и почти не пострадали, чего не скажешь о любителях носить пиджаки с кепочками.

Они пытались защищаться, это было видно. Бежали навстречу противнику со своими обрезами — и лежали лицом вниз с оружием в руке. Выкатывали пулеметные супербагги — и висели, потеряв кепочки, на турелях. Отстреливались из укрытий — и мухи жужжали над бойницами огневых точек. Я не умею, как Борух, читать следы прошедшего боя, но было видно, что на базу напали внезапно и сразу создали большую плотность огня. Характерные следы пуль — малый, всепробивающий калибр, — наводили на вполне очевидные выводы. Стальные борта машин, стены домов, бронелисты огневых точек — всё навылет. Знакомая картина, которую дают скорострелки «агрессоров».

— Вот примерно с этой точки они и отработали… — сказал Македонец. — Выехали из-за посадки и вдарили со всех стволов. Были на броне, потому что ответный огонь им был пофиг.

— Ну что, будем выяснять неаппетитные подробности? — поморщилась Марина. — Или признаем тебя вдовцом, принесем соболезнования и отбудем восвояси? Это не наша война.

Я покачал головой — мне не хотелось видеть, какой именно смертью погибли девушки, но, как ближайший родственник покойных, я чувствовал себя обязанным хотя бы похоронить их по-человечески.

В загоне вповалку лежали в своих серых комбинезонах мертвые рабы. Их лица были спокойны — они вряд ли осознавали происходящее. У многих была аккуратно прострелена голова — выживших добивали контрольными. В баре пол был усыпан битым стеклом, диваны выгорели до основы, а стены расцветились подпалинами. Кто-то держал оборону в коридоре, кидая бутылки с горючей смесью, но ему это не помогло — пластик не загорелся, и его просто застрелили сквозь стенку. Рядом с трупом стоял ящик бутылок с фитилями. По замысловатой татуировке опознал Севиного помощника. Мы прошли насквозь и по дорожке вышли к «пряничному домику» — главной резиденции. В траве лежали подметальщики листьев, обнявшие свои метлы, но коттедж совершенно не пострадал. Его явно никто не брал штурмом. В холле у камина все так же стоял диванчик, на нем все так же сидел Сева. В роскошном бордовом пиджаке, на котором почти не видна была кровь. Мертвый работорговец смотрел на нас помутневшими неживыми глазами, сжав в руке рукоять хаудаха. Я оглянулся — на стене у входа были свежие сколы от картечин, значит, выстрелить он успел. Не помогло, да он, наверное, и не рассчитывал на победу. Успел понять, кто за ним пришел и даже выпить напоследок — на столике стояла пыльная бутыль и пустой бокал. Вот и встретил Сева свою Судьбу. Не принес я ему удачи.

Соседний домик, в котором жили раньше девушки, был пуст. Никаких следов борьбы, только раскрытые двери шкафов и выдвинутые ящики комодов, несколько брошенных женских тряпок. Кто-то забрал моих несостоявшихся жен с собой.

— Ну что, — недовольно спросила Марина, — опять проклятая неопределенность?

— Да, — коротко ответил я.

Увиденное меня не сильно шокировало — за последний год я нагляделся на всякое, — но на душе стало пусто и мерзко. Не в последнюю очередь от того, что история не закончилась. Прозвучит ужасно, но, если бы мы нашли тут трупы девушек, это был бы конец истории. Паршивый, но конец. А теперь я чувствовал себя обязанным что-то по этому поводу предпринять. Мне нафиг не сдался этот гарем, они мне никто, «брак» наш — пустая формальность, но… Я так не могу. Я глупо устроен, да.