Харуки Мураками - Ускользающая метафора [litres с оптимизированной обложкой]

– Сдается мне, это место хранит какую-то легенду или предание. Что-то особое, религиозное.

Мариэ покачала головой – этого она не знала.

– Мой отец, возможно, знает что-нибудь.

Семья ее отца управляла этими землями со времен еще до эпохи Мэйдзи, и вся соседняя гора по-прежнему принадлежала их семье. Поэтому они вполне могут что-нибудь знать об этом склепе и кумирне.

– Можешь у него спросить?

Мариэ чуть поджала губы.

– Можно попробовать. – Затем она немного подумала и тихонько добавила: – Если представится такой случай.

– Кто, когда и зачем выстроил этот склеп? Хорошо, если найдутся какие-то зацепки.

– Что-то заперли внутри, сверху навалили тяжелых камней, – проговорила Мариэ.

– Считаешь, чтобы это что-то не могло выбраться, над склепом навалили каменный курган – и, чтобы защитить себя от проклятий, возвели кумирню? Так, что ли?

– Пожалуй.

– А мы все это расковыряли.

Мариэ слегка пожала плечами.

Я проводил Мариэ до опушки зарослей – дальше она пожелала идти одна. Сказала, что, хоть и темно, она прекрасно знает дорогу домой, так что все будет в порядке. Девочка не хотела, чтобы кто-то видел, как она возвращается домой по ее тайной тропе. Это важный путь, который знает она одна, поэтому я оставил Мариэ в одиночестве и вернулся домой. Небо лишилось своей последней полоски света, подступала холодящая тьма.

Когда я проходил мимо кумирни, та же птица издала тот же пронзительный крик. На сей раз я не стал задирать голову, а просто миновал кумирню и вернулся в дом. Там приготовил себе ужин и, пока готовил, выпил бокал «Чивас Ригал», немного разбавив виски водой. В бутылке оставалось еще на одну порцию. Ночь выдалась глубокой и тихой – будто облака на небе впитывали все звуки мира.

Этот склеп не следовало бы вскрывать .

Пожалуй, Мариэ Акигава права, и мне не следовало бы с ним связываться. В последнее время я, похоже, совершаю сплошные ошибки.

Я попытался представить облик Мэнсики, который сжимает в объятиях Сёко Акигаву. Они вдвоем – нагие на просторной кровати в какой-то из комнат большого белого особняка. Происходит это в мире, разумеется, никак не связанном со мной. Это не причастное ко мне событие, однако всякий раз, когда задумывался об этой паре, я не находил себе места. Словно стоишь на перроне и видишь, как мимо пролетает длинная пустая электричка.

Вскоре на меня навалился сон – закончилось мое воскресенье. Я просто глубоко уснул – без сновидений, и мне никто не мешал.

Из двух полотен, что я писал одновременно, первой готовым оказался «Склеп в зарослях». Я завершил его в пятницу после обеда. Картины – вещь странная: они постепенно обретают собственную волю, точку зрения и убедительность голоса. Когда работа закончена, картина сама сообщает пишущему ее человеку об этом. (По крайней мере, я это так чувствую.) Сторонний наблюдатель за творческим процессом – если такой окажется рядом – вряд ли отличит, завершена картина или еще нет. Один штрих или мазок, отделяющий готовую работу от неготовой, зачастую не заметен для глаза. А вот самому художнику это понятно. Произведение само подскажет ему: «Больше ничего добавлять не нужно» , – стоит лишь прислушаться к этому голосу.

Со «Склепом в зарослях» так и вышло. В какой-то миг картина оказалась готова и начала отталкивать мою кисть. Совсем как женщина, уже получившая сексуальное удовлетворение. Я снял холст с мольберта, поставил на пол и прислонил к стене. Затем сам сел на пол и долго всматривался в картину. Изображение склепа с наполовину задвинутой крышкой.

Почему мне вдруг пришло в голову это нарисовать? Я никак не мог докопаться до истинного смысла и цели этого поступка – просто в какой-то миг мне очень сильно захотелось. Что я еще могу сказать? Такое иногда случается. Что-то – некий пейзаж, предмет или человек – просто-напросто берет меня за душу, я хватаю кисти и принимаюсь рисовать это на холсте. Без всякого умысла и цели, так – простая прихоть.

…Нет, не так, все иначе, подумал я. Никакая это не «простая прихоть». Написать эту картину от меня требовало нечто – и весьма настойчиво притом. Требование это меня мобилизовало, заставило приняться за работу, как бы подталкивая меня в спину, привело к тому, что закончил я все быстро. А может, это и впрямь сам склеп навязал мне свою волю – заставил меня изобразить себя. Для чего-то. Примерно так же Мэнсики, вероятно, для чего-то вынудил меня нарисовать свой портрет.

Если судить по справедливости и объективно, картина получилась неплохой. Не знаю, правда, можно ли назвать ее произведением искусства – не хочу оправдываться, но, принимаясь за эту работу изначально, я вовсе не собирался создавать шедевр. И все же, если рассматривать только с точки зрения техники, выглядела картина почти безупречно. Композиция была идеальна, и я во всех отношениях очень натурально уловил и отразил солнечный свет, пробирающийся сквозь ветви, и сочетание оттенков опавшей листвы. Вместе с тем картина эта, выполненная очень детально и реалистично, в то же время отчего-то производила некое таинственное символическое впечатление.

Я долго вглядывался в нее, и у меня возникло сильное ощущение: в этой картине скрыто предчувствие движения . Поверхностным взглядом виден лишь конкретный пейзаж «Склеп в зарослях», что и отражено в названии картины….Нет, даже не пейзаж, скорее – репродукция, так будет вернее. Хоть у меня и не всегда все складывалось гладко, я уже долго пишу картины и потому применил сейчас все свои навыки, чтобы как можно старательнее воспроизвести пейзаж на холсте. Я его не нарисовал, а скорее – запротоколировал .

Однако в нем проступало это самое предчувствие движения . Очень явственно ощущалось, что в том пейзаже что-то вот-вот зашевелится. Именно сейчас здесь что-то начнется. И тут я наконец догадался: я же и намеревался перенести на холст ощущение этого предчувствия – ну, или что-то заставляло меня.

Не вставая с пола, я сменил позу и еще раз посмотрел на картину – но уже другим взглядом.

Что за движение там произойдет дальше? Что или кто выползет из полуоткрытой круглой тьмы? Или, наоборот, кто спустится туда? Я долго и сосредоточенно смотрел на картину, однако никаких догадок у меня не возникало – лишь не покидало сильное предчувствие, что там возникнет какое-то движение.

Да и ради чего этот склеп добивался, чтобы я его нарисовал? Хотел тем самым мне что-то подсказать? Или от чего-то предостеречь? Прямо какая-то игра в загадки: их много, а ответов – ни одного. Мне захотелось показать эту картину Мариэ Акигаве, чтобы узнать ее мнение. Возможно, она разглядит в картине то, что не заметил я сам.