Антуан д'Эстет - Трактат v 2.0

© Антуан д'Эстет, 2018

ISBN 978-5-4493-0882-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Больной стоял, прислонившись к стене, недалеко под оконным проемом, настукивал костяшками пальцев какую-то мелодию и, слегка приподняв голову, под весьма острым углом смотрел на кусочек неба, видневшийся в высоком зарешеченном окошке.

Я — студент психологического факультета, — буквально вчера вышел на практику в единственную психоневрологическую клинику города, где мне, по сложившейся уже здесь традиции, обещали возможность пообщаться с самым интересным из местных пациентов. И пока, признаться, я был в нем разочарован. Я уже минут десять стоял на пороге его палаты и наблюдал как ничего, ни в этой келье три на три метра, ни в ее обитателе, не меняется. Господи, он даже не моргнул за все это время! Но общаться так общаться.

— Как вам тут у нас, нравится? — задал я, пожалуй, самый идиотский вопрос из всех возможных.

Больной вздрогнул, будто до сих пор не замечал моего присутствия, повернул голову, осмотрел меня с головы до ног, а взгляд у него был такой, знаете, ощутимый, и, усмехнувшись, не торопясь, с расстановкой ответил:

— Номера так себе, а контингент занятный: один похабные стишки рассказывает; другой выражает недурные мысли с претензией на философию; третий, чтобы его не выписали, поскольку ему некуда идти, кусает санитара, чем кстати вводит в ступор — вроде и логика какая-то в его поступке есть, а вроде и кусать людей не совсем нормально; четвертый гудит, пятый с завидным чувством такта бьется головой об стену, шестой пускает слюни… А после приема лекарств тут вообще зомбилэнд: все медленно ходят из одного конца коридора в другой, глядят прямо перед собой неподвижным и опустошенным взглядом, руки висят, ноги влачатся, разве что до мозгов не голодные — вот и все отличие. Хотя оно и понятно, с мозгами-то здесь у всех беда.

Надо сказать, характеристика весьма точная. Оказавшись здесь вчера, я испытал нечто вроде культурного шока. Само отделение, в которое меня определили, представляло собой длинный барак с тускло освещенным коридором во всю длину, палатами по одну его сторону и столовым, туалетным, процедурным и досуговым помещениями — по другую. Из всех палат запиралась только одна и то, как мне сказали, на период обострения симптомов ее обитателя, когда он мог быть буйным; все же остальные пациенты в любое время могли беспрепятственно бродить по коридору и палатам друг друга, в совокупности представляя собой безумие в концентрированном его виде.

Большинство палат были достаточно просторны и рассчитаны на пять-шесть пациентов, но две, по краям отделения, одиночные. Одна из них была предназначена потенциально буйному пациенту, а другая — моему собеседнику. Четыре гладких стены, высокий потолок, зарешеченное окошко… ничего кроме кровати и маленькой тумбочки здесь не было, разве что на подушке лежала еще карманная библия, из-за которой я, собственно, и сравнил эту комнатушку с кельей.

Больной очевидно заметил, как я осматриваю его невольную обитель и сказал:

— Лучше всего мне всегда думалось в ванной. Я полагал будто это потому, что только туда я не брал с собой гаджеты, но тут гаджетов нет, а думается все-равно как-то не очень. Наверное, дело было все-таки в тишине, теплой воде, ее мягком плеске и бликах. Местный душ, конечно, ни в какое сравнение не идет.

— А как вы здесь оказались? — задал я тогда вопрос чуть более умный, чем предыдущий.

— У вас же есть моя карта, прочтите, а мне стыдно рассказывать, — сухо отозвался он.

На вид лет тридцати-тридцати пяти, нечёсаный, небритый, в мятой одежде и тапочках на босу ногу, он выглядел, как и все здесь, крайне неопрятно, однако что-то в его облике, — толи снисходительная или с хитринкой улыбка, толи чуть насмешливый, но добродушный взгляд, — позволяло воспринимать это как творческую неряшливость, а не как нечистоплотность. Пожалуй, он даже располагал к себе, а не настораживал, как остальные пациенты.

— Там написано паранойя, нездоровая подозрительность к мобильным устройствам и бредовая идея о некоем цифровом боге, от которого зависит будущее человечества и всего мира.

— Хм, а звучит не так уж и стыдно, — задумчиво протянул он, — странновато немного, но даже занятно… И все-таки, за время, проведенное здесь, я многое осознал и думаю скоро отсюда выйти.

— К сожалению, это не мне решать, — по-своему понял я его слова.

— Я в курсе, — ехидно заметил он, а потом вновь перевел взгляд на кусочек неба за окном и чуть изменившимся голосом, словно что-то пророчил или цитировал, добавил, — ударит молния обратно в небеса и перестанут стены быть преградой.

Я почему-то подумал, что это строка из библии.

— Нашли успокоение в обычной религии? — созрел я наконец до хорошего вопроса.

— Не совсем, хотя… библия призвана дать нам некую картину мира, — задумчиво протянул он. — Люди часто поминают мировоззрение, ценности, принципиальные позиции, отношение к судьбе и случаю, смысл жизни, но… Вы когда-нибудь задумывались, какого ваше действительное мнение обо всем этом? Какова ваша картина мира? Не ситуативная, не религиозная, не спущенная сверху в виде норм морали и права, а вообще. Ваша.

Я открыл было рот, чтобы что-то ответить, но не смог. Слишком объемлющим оказался вопрос, а все что вертелось на языке, под чуть насмешливым взглядом этого пациента почему-то вдруг показалось клише и шаблонами, и я запнулся на первом же звуке. Мой собеседник тем временем тонко улыбнулся.

— А я да, — коротко сказал он. — Хотите поделюсь?

И я понял, что меня не обманули: пациент и впрямь обещал быть интересным. Я основательно и удобно уселся на край больничной койки и всем своим видом показал, что готов внимательно его слушать, а начал с того, что попросил:

— Расскажите-ка, что это за цифровой бог такой?

— Бог… — задумчиво начал он. — Я не отношу себя ни к одной религии, не гнушаюсь порой сказать «Хари Кришна», вместо «Слава Богу», и даже имел наглость шутить на пасху о том, что фраза «проверим у кого крепче яйца» воспринимается буквально только в этот день. Но даже такой крамольник, как я, в свое время думал о боге. Я думал, что бог — это лишь обозначение совокупности всего сущего во всем многообразии взаимосвязей. Только так утверждение «на все воля божья» могло оказаться верным, ведь если я споткнулся о камень, при этом и я, и камень, и сам факт нашего столкновения есть бог, то это действительно произошло по его воле. Только так он может быть всемогущ, вездесущ и всеведущ, ведь он — все силы, все воплощения, все данные и все связи между ними.