Харуки Мураками - Ускользающая метафора

— Но у меня есть предчувствие, — уверенно сказала Мариэ.

Мне показалось — пусть для этого и не было никаких оснований, — что ее предчувствию можно верить. Это, в свою очередь, было и моим предчувствием . Я сказал:

— И ты волнуешься, что, если что-то пойдет не так, у тети опять возникнет душевная рана?

Мариэ еле заметно кивнула.

— Тетя у меня не очень осторожная. И к душевным ранам не привыкла.

— Ты говоришь так, будто не тетя опекает тебя, а ты ее, — произнес я.

— В каком-то смысле, — серьезно ответила девочка.

— И ты сама? Привыкла к душевным ранам?

— Не знаю, — ответила она. — Но я хотя бы не влюблена.

— Когда-нибудь еще влюбишься.

— Но сейчас — нет. Пусть хоть немного грудь вырастет.

— Это может случиться раньше, чем ты думаешь.

Мариэ слегка склонила голову набок — похоже, вряд ли поверила мне.

И тут у меня внутри зародилось крохотное сомнение: кто знает, а вдруг Мэнсики ради связи с девочкой умышленно пытается сблизиться с ее тетей? Ведь он же сам мне как-то говорил о Мариэ: «Что можно понять после единственного короткого взгляда? Для такого времени нужно побольше ».

Сёко Акигава должна стать для Мэнсики важным посредником для регулярных встреч с Мариэ, ведь она — фактический опекун девочки. И для этого Мэнсики прежде всего необходимо так или иначе прибрать к рукам Сёко Акигаву. Хотя такому человеку, как он, это будет нетрудно — не раз плюнуть, конечно, а хотя бы два. Но мне все равно не хотелось думать, будто он вынашивает тайный план. Правда, Командор говорил, что он не может что-нибудь постоянно не замышлять, однако, на мой взгляд, хитрецом Мэнсики не выглядел.

— Дом у господина Мэнсики впечатляет, — сказал я Мариэ. — Весьма занимательный дом, взглянуть на такой будет отнюдь не вредно.

— А вам приходилось там бывать?

— Только раз — меня приглашали туда на ужин.

— Дом — на той стороне лощины?

— Почти напротив моего.

— Отсюда видно?

Я сделал вид, будто вспоминаю.

— Да… только он, конечно, очень далеко.

— Покажите.

Я вывел ее на террасу и показал усадьбу Мэнсики на противоположном склоне. В свете садовых фонарей здание казалось изящным океанским лайнером, плывущим по ночному морю. Некоторые окна в доме тоже светились, но все огни в них выглядели скромно.

— Это вон тот белый домище? — удивленно произнесла Мариэ, вопросительно уставившись на меня. Затем, ничего больше не сказав, опять повернулась к белеющему вдали особняку. — Его и из нашего дома хорошо видно — только под другим углом. Мне давно хотелось узнать, что за человек там живет.

— Еще бы, дом-то заметный, — сказал я. — Вот, теперь ты знаешь — это дом господина Мэнсики.

Повиснув на перилах, Мариэ долго разглядывала особняк. Над крышей мерцали звезды. Ветер стих, и на небе неподвижно зависли упругие облачка. Казалось, они бутафорские, намертво прибиты гвоздями к фанерному заднику сцены. Когда девочка изредка выгибала шею, ее прямые черные волосы лоснились в лунном свете.

— И что — господин Мэн Си Ки правда живет там один? — спросила Мариэ, повернувшись ко мне.

— Да. Совсем один в таком просторном доме.

— Не женат?

— Говорил, что никогда не был.

— А чем он занимается?

— Толком я не знаю. Как-то связан с информационным бизнесом. Возможно, что-то техническое. Но сейчас работы как таковой, насколько мне известно, у него нет — он живет на те деньги, что получил от продажи его собственной фирмы. Ну и еще на какие-то проценты по акциям. А больше я ничего не знаю.

— То есть он не работает? — нахмурившись, уточнила Мариэ.

— Он сам так говорил. Да и из дому почти не выходит.

Кто знает, может, сейчас он разглядывает в свой мощный бинокль, как мы смотрим на его дом. Интересно, о чем он думает, видя два силуэта на ночной террасе?

— Тебе пора домой, — сказал я Мариэ. — Время уже позднее.

— Господин Мэн Си Ки — не главное, — тихо произнесла Мариэ так, будто хотела мне в чем-то признаться. — Я рада, что вы, сэнсэй, рисуете мой портрет. Я хотела непременно вам об этом сказать. Мне прямо не терпится посмотреть, какой получится картина.

— Хорошо, если удастся написать ее хорошо, — ответил я. Меня очень тронули слова девочки. Даже странно, до чего открывалась она собеседнику, когда речь заходила о живописи.

Я проводил ее до дверей. Она натянула тугой пуховик и нахлобучила бейсболку «Индейцев». Ни дать ни взять заправский сорванец.

— Тебя проводить? — спросил я.

— Не стоит. Я хорошо знаю дорогу.

— Тогда до воскресенья.

Но девочка ушла не сразу — стоя на крыльце, она придержала рукой торец входной двери.

— Мне вот еще что не дает покоя, — произнесла она, немного подумав. — Погремушка!

— Погремушка?

— По дороге сюда мне послышался звон бубенца. Такой же, как от вашей погремушки, которая лежит на полке в мастерской.

Я обомлел. Мариэ пристально смотрела на меня.

— Откуда он доносился? — спросил я.

— Из тех зарослей. Примерно из-за кумирни.

Я прислушался к окружавшей темноте, однако никакого бубенца не услышал. Не было слышно вообще ничего — лишь ночная тишина царила вокруг.

— Тебе не было страшно? — спросил я.

Мариэ покачала головой.

— Если не ввязываться самой, бояться нечего.

— Подожди меня здесь немного, — сказал я Мариэ, а сам ринулся в мастерскую.

Погремушки, которой полагалось лежать на полке, там не было. Она куда-то пропала.

Проводив Мариэ, я вернулся в мастерскую, включил там весь свет и обыскал все углы, но старая погремушка так и не нашлась. Как в воду канула.

Когда же я видел ее в последний раз? В прошлое воскресенье, когда мой дом впервые посетила Мариэ Акигава, она взяла погремушку с полки и позвенела ею. Затем опять положила на полку — это я очень хорошо помнил. Но видел ли я ее потом — вот этого я припомнить уже не мог. Всю минувшую неделю я почти не заглядывал в мастерскую и не брал в руку кисть. Я начал писать «Человека с белым “субару форестером”», но работа у меня застопорилась. А за портрет Мариэ Акигавы я еще даже не принимался. Иными словами, у меня — полоса творческого застоя.

А тут еще и погремушка пропала.

Пробираясь вечером в зарослях, Мариэ Акигава слышала, как из-за кумирни доносится звук бубенца. Выходит, кто-то вернул погремушку в склеп? Стоит ли мне прямо сейчас туда отправиться и выяснить, оттуда звенит погремушка или нет? Но мне отчего-то не захотелось ломиться одному в потемках через эти заросли. Весь день был полон непредсказуемых событий, и я немного устал. Как ни верти, а сегодняшнюю дневную норму неожиданностей я уже выполнил.

Я пошел на кухню, достал из холодильника лед, опустил несколько кубиков в бокал и налил туда виски. На часах всего половина девятого. Интересно, Мариэ уже вернулась домой? Благополучно ли прошла по своей тайной тропе? Но что с ней тут могло случиться? И зачем мне переживать? Она сама сказала, что с раннего детства играет в этих горах, а к тому же эта девочка намного крепче духом, чем могло бы показаться.