Харуки Мураками - Ускользающая метафора

Я сходил на кухню и выпил несколько стаканов холодной воды. Подогрел кофе, налил себе в большую кружку и с ней вернулся в мастерскую. Поставил на мольберт альбом, открытый на этой странице, сел на табурет и опять издали посмотрел на эскиз. Там был до мелочей точно и реалистично воспроизведен круглый склеп в зарослях — и выглядело так, будто склеп и вправду обладает собственной жизненной силой. Точнее, на эскизе склеп выглядел еще живее , чем на самом деле. Я встал с табурета, подошел ближе и хорошенько вгляделся в рисунок. Затем посмотрел под другим углом — и только теперь обратил внимание, что он напоминает женский половой орган. Раздавленные «катерпилларом» заросли мискантуса выглядели точь-в-точь как растительность на лобке.

Я лишь покачал головой и горько усмехнулся: ну чем не оговорка по Фрейду, только картинкой. В ушах у меня зазвучал голос какого-нибудь высоколобого критика: «Картину эту следует понимать так, будто возникший из земли мрачный склеп, напоминающий половой орган одинокой женщины, функционирует как выражение страсти и воспоминаний, вынырнувших за рамки бессознательного автора». Чушь какая-то…

Однако мысль о сходстве странного круглого склепа в тех зарослях с женским половым органом не покидала меня. Поэтому, когда вскоре зазвонил телефон, я предположил, что это моя замужняя подруга.

Так и оказалось.

— Знаешь, у меня вдруг появилось свободное время. Ничего, если я сейчас приеду?

Я посмотрел на часы.

— Приезжай. Заодно пообедаем.

— Куплю по пути что-нибудь, — сказала она.

Она положила трубку. Я пошел в спальню, заправил постель, собрал разбросанную по полу одежду, аккуратно ее сложил и рассовал по ящикам комода. Помыл и убрал посуду, киснувшую в раковине после завтрака.

Затем, как обычно, поставил в гостиной пластинку «Кавалер розы» Рихарда Штрауса (дирижер Георг Шолти) и, пока ехала подруга, читал на диване книгу. А сам неотступно думал: что же читала Сёко Акигава? Какие книги способны увлечь эту женщину?

Подруга приехала в четверть первого. У крыльца остановился ее красный «мини», и она вышла из машины с бумажным пакетом из продуктового магазина. Дождь продолжал бесшумно лить, но она была без зонтика — в желтом плаще, накинув капюшон, семенила к дому. Я открыл дверь, взял у нее пакет и отнес прямо на кухню. Подруга сняла плащ и осталась в водолазке сочного желто-зеленого цвета, которая красиво подчеркивала ее грудь. Не такую большую, как у Сёко Акигавы, но все же величины достаточной.

— Работал с утра?

— Да, — ответил я. — Но не на заказ. Самому захотелось что-нибудь нарисовать, вот я и набросал, что взбрело в голову.

— От скуки?

— Вроде того.

— Голодный?

— Нет, не очень.

— Это хорошо, — сказала она. — Тогда поедим позже?

— Меня устраивает, — ответил я.

— С чего бы это в тебе сегодня столько страсти? — спросила она позже, лежа в постели.

— И впрямь, — поддакнул я. Наверное, это оттого, что я с утра увлеченно рисовал загадочный подземный склеп диаметром два метра. Но я же не мог ей сказать, что склеп, пока я его рисовал, стал напоминать женский половой орган, и это меня сильно возбудило… — Давно не виделись, вот и хотел тебя очень сильно, — произнес я, выбрав версию помягче.

— Приятно слышать, — сказала она, нежно поглаживая пальцами мою грудь. — Но признайся — тебе же хочется женщину помоложе?

— Ничего подобного!

— Правда?

— Даже не думал об этом, — сказал я. Так оно и было — я наслаждался уже тем, что попросту совокуплялся с ней, и даже не представлял вместо нее кого-то еще. Наши отношения с Юдзу, разумеется, — совсем другое дело.

Но я все равно решил пока не сообщать ей о начатом портрете Мариэ Акигавы — красивая тринадцатилетняя модель может заставить подругу хоть и немного, но ревновать. Для женщины, похоже, любой возраст — будь ей тринадцать или сорок один — деликатный . Они из него просто не выходят. Таков один из скромных уроков, какие я получил до сих пор от общения с женщинами.

— И все же удивительно, как складываются отношения между мужчиной и женщиной, ты не считаешь? — спросила она.

— Удивительно? В каком смысле?

— Вот мы с тобой встречаемся. Познакомились совсем недавно — а уже кувыркаемся голышом. Совсем беззащитные и без всякого стеснения. Как задумаешься, так разве не удивительно?

— Может, ты и права, — тихо согласился я.

— Представь себе, что это игра. Может, не только, но все равно игра в каком-то смысле. Если не представишь — не поймешь, о чем я.

— Хорошо, я постараюсь представить, — ответил я.

— А раз игра, для нее требуются правила, так?

— Пожалуй.

— Хоть в бейсболе, хоть в футболе есть толстенная книга правил, в которой прописано все вплоть до мельчайших положений. И судьи, и спортсмены должны эти правила помнить. Иначе матч не состоится, верно?

— Именно.

Она выдержала паузу — ждала, пока у меня в голове не сложится представление.

— И… вот что я хочу сказать: правила этой игры мы так ни разу и не обсудили. Или обсуждали?

Я немого подумал и ответил:

— Да вроде бы нет.

— Тем не менее на практике мы продолжаем эту игру, следуя неким предполагаемым правилам. Так?

— Выходит, так.

— Из чего, как мне кажется, следует, что я играю по тем правилам, которые знаю я, а ты — по тем, какие знаешь ты. И мы инстинктивно уважаем правила друг дружки. Пока наши правила не противоречат друг другу, пока не возникнет кошмарный хаос, игра будет продолжаться без препон. Или ты так не считаешь?

Я задумался над ее словами.

— Пожалуй, так все и есть. Мы, по сути, уважаем правила друг дружки.

— Но вместе с тем я думаю, что это понятие даже не уважения или доверия, а скорее — этикета.

— Понятие этикета? — повторил за ней я.

— Этикет — он очень важен.

— Вероятно, ты права, — признал я.

— При этом, будь то доверие, уважение или этикет, если что-то перестанет работать, обоюдные правила начнут противоречить, а сама игра выйдет из нормального русла, и нам придется приостановить матч и принять новые общие правила — или же прервать матч и уйти со стадиона. Главный вопрос тогда будет — что из этого нам выбрать.

Что и произошло с моей семейной жизнью, подумал я. Вышло так, что я просто прервал свой матч и тихо покинул стадион. Одним мартовским зябко-дождливым воскресеньем.

— Значит, ты хочешь обсудить здесь правила нашей игры?

Она покачала головой:

— Нет. Ничего ты не понял. Я хочу, чтобы мы их вообще не обсуждали. Как раз поэтому я могу быть с тобой вот такой неприкрытой. Ты не против?

— Я-то нет, — сказал я.

— Прежде всего — доверие и уважение. А особенно — этикет.

— Особенно этикет, — повторил я.

Она протянула руку и сжала в кулаке частицу моего тела.