Харуки Мураками - Ускользающая метафора

Я подумал: «Так, день еще не закончен». Закралось предчувствие, что воскресенье это продлится еще долго. Встав из-за стола, я медленно двинулся в прихожую.

Я неторопливо шел в прихожую, не имея понятия, кто звонит мне в дверь. Остановись перед домом машина, я бы ее услышал. Столовая — чуть в глубине дома, однако вечер стоял очень тихий, и если бы подъехала машина, до меня бы наверняка донесся шум мотора, шелест колес — даже очень тихий гибридный мотор «приуса» — гордость «Тоёты». Но я не услышал абсолютно ничего.

И, я уверен, никого бы не привлек подъем по длинному склону без машины, к тому же — в потемках. Дорога здесь почти без освещения — и вокруг ни души. Я живу в отдельно стоящем доме на вершине горы, и у меня нет близких соседей.

Я было подумал: а вдруг это Командор? Но с чего бы? Теперь он может бывать здесь когда и сколько угодно. Зачем ему звонить в дверь?

Даже не проверяя, кто там, я повернул ручку и открыл входную дверь. Там стояла Мариэ Акигава — абсолютно в той же одежде, что и днем, только поверх ветровки с капюшоном у нее был темно-синий тонкий пуховик: после заката в горах становится прохладно, — и в бейсболке «Кливленд Индианз» (почему команда именно Кливленда?). В правой руке она держала большой фонарь.

— Ничего, если я войду? — спросила она. Ни «доброго вам, сэнсэй, вечера», ни «извините за столь поздний визит».

— Ничего. Само собой, — ответил я — и больше ничего не сказал. Ящичек у меня в голове все еще не закрывался плотно: шерстяные клубки застряли в его глубине.

Я проводил девочку в столовую.

— Как раз ужинал. Не возражаешь, если доем? — спросил я.

Она молча кивнула. Обременительных понятий обычной вежливости для этой девочки, похоже, не существовало.

— Чай будешь?

Она опять молча кивнула. Сняла пуховик, бейсболку и поправила волосы.

Я вскипятил чайник и положил в заварник зеленого чая. Все равно собирался пить сам.

Мариэ, поставив локти на стол, смотрела, как я поедал желтохвоста, пил суп-мисо и закусывал все это рисом. Как на диковинку, смотрела — словно, гуляя по джунглям, стала свидетельницей тому, как гигантский питон глотает детеныша барсука, села на камень и принялась наблюдать за происходящим.

— Вот, маринад я делаю сам, — пояснил я, чтобы прервать гнетущее молчание. — Так желтохвост хранится дольше.

Она не подала и виду, что услышала. Впору усомниться — она вообще меня слушает?

— Иммануил Кант вел весьма правильный образ жизни, — произнес я. — Настолько, что горожане сверяли по нему часы, когда философ выходил на прогулку.

Понятное дело, совершенно бессмысленная фраза. Просто мне хотелось проверить, как Мариэ Акигава отреагирует на бессмыслицу — да и вообще, слышит она меня или нет. Но она не отозвалась на это никак, и оттого молчание стало еще тягостнее. Иммануил Кант так и продолжал изо дня в день безмолвно бродить по улицам Кенигсберга. Его последними словами стали: «Это хорошо!» ( Es ist gut ). Бывают и такие судьбы.

Покончив с едой, я отнес грязную посуду к мойке. После этого заварил чай и вернулся с двумя чашками. Сидя за столом, Мариэ Акигава пристально наблюдала за каждым моим движением — внимательно, словно историк, изучающий мелкие сноски на полях манускрипта.

— Ты же добралась сюда не на машине? — поинтересовался я.

— Пешком, — наконец вымолвила Мариэ Акигава.

— Что, так вот и шла из дома сюда одна?

— Да.

Я молча ждал, что еще она скажет, но девочка молчала. Пока мы сидели за столом друг напротив дружки, висело молчание. Но я мастак соблюдать тишину — недаром живу в одиночестве на вершине горы.

— Есть тайная тропа, — чуть погодя продолжила Мариэ. — На машине по дороге ехать далеко, а так выходит очень близко.

— Я много гуляю по этим местам, но такой тропы не видел.

— Плохо искали, — прямо сказала девочка. — Она надежно спрятана: если просто идти, ее не видно.

— А спрятала, выходит, ты?

Она кивнула.

— Меня привезли сюда еще маленькой. Здесь я и выросла. С детства горы были для меня чем-то вроде песочницы — тут я знаю все от и до.

— И эта тропа, говоришь, надежно спрятана?

Она опять кивнула.

— И ты пришла сюда по ней?

— Да.

Я вздохнул.

— Ты уже ела?

— Только что закончили.

— И что ели?

— Из тети скверная кухарка, — сказала она.

Я не получил ответа на свой вопрос, однако дальше расспрашивать не стал. Может, ей неприятно об этом вспоминать.

— А твоя тетя знает, что ты пришла сюда одна?

Мариэ на это ничего не ответила, лишь крепко сжала губы. Поэтому я решил ответить за нее сам:

— Нет, конечно. Какой нормальный человек отпустит тринадцатилетнюю девочку блуждать в одиночку по горам, да еще и в темноте? Так?

Опять повисло молчание.

— Не знает она и про тайную тропу?

Мариэ покачала головой, что означало: «Не знает».

— И, кроме тебя, про эту тропу не знает никто?

Теперь она кивнула.

— Так или иначе, судя по тому, где находится твой дом, тропа эта должна вести через заросли, где стоит старая кумирня.

Мариэ опять кивнула.

— Я знаю эту кумирню. И знаю, что вы недавно перекопали большим экскаватором каменный курган за ней.

— Ты видела, что там стало?

Мариэ кивнула.

— Я только не видела, как, потому что в тот день была в школе. А когда увидела, от экскаватора остались лишь следы гусениц. Зачем вы это сделали?

— По разным причинам.

— Каким, например?

— Если объяснять с самого начала, получится длинная история, — сказал я и объяснять не стал. Незачем рассказывать ей о причастности Мэнсики.

— Не нужно было там все так перекапывать, — вдруг сказала Мариэ.

— С чего ты это взяла?

Она передернула плечами, как бы пожимая ими.

— То место было бы лучше оставить как есть, тайным. Как это делали все остальные.

— Как это делали все остальные?

— Долгое время там все оставалось нетронутым.

А ведь она, пожалуй, права, подумал я. Возможно, нам не следовало прикасаться к тому месту вообще. Как это, похоже, делали все остальные . Однако что теперь об этом говорить? Каменный курган разобрали, склеп вскрыли, Командор на свободе.

— Постой, а ты часом не снимала крышку с того склепа? — спросил я у Мариэ. — Заглянула внутрь, а потом опять закрыла его и вернула камни на прежние места. Нет?

Мариэ подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза, словно хотела спросить: «А ты почем знаешь?»

— Потому что камни лежали на крышке чуть иначе. Меня никогда не подводит зрительная память — я сразу замечаю малейшую разницу.

— Ого! — восторженно вымолвила она.

— Но под крышкой в склепе ничего не оказалось. Лишь сырой воздух и кромешная тьма. Так?

— Там была лестница.