Адриана Триджиани - Поцелуй, Карло! [litres]

– Повезло.

– Во всяком случае, я нашла там такую книгу – историю о богатейшем человеке в Аравии. Он был султаном. Знаешь, такой в шелковом шатре и при гареме. Он жил в пустыне, до того обширной, что понадобилось бы яркое солнце или полная луна, чтобы что-то в ней отыскать. И посреди этой самой пустыни стоял его дворец. Такой огромный, что комнат в нем было не счесть. Люди приходили, терялись во дворце и только годы спустя возвращались. Вот какой громадный был у султана дворец! Изнутри все в нем было сделано из редкостных заморских материалов: изысканный мрамор, ручная эмалевая роспись, крохотные мозаичные плитки из бирюзы и нефрита. Он был так богат, что даже унитаз у него был из золота. Золотое сиденье. Золотая ручка для слива на золотой цепочке. Крышка из золота. Золотой стульчак. Я зависла над этой книжкой на какое-то время и подумала: каково это? Быть настолько богатым, чтобы считать, что тебе необходим золотой стульчак? Здравый смысл подсказывает нам, что даже если человек обладает огромной властью, гениальными способностями и хитростью, если ему принадлежат все сокровища Востока, то последнее, что ему нужно, – это золотой нужник, потому что дерьмо – оно и есть дерьмо. И ничто не превратит его в нечто большее. Но богатые люди верят, что они лучше, чем мы с тобой, и поэтому им кажется, будто все, что бы они ни делали, – важнее, чем оно есть на самом деле, включая их собственное дерьмо. Так что не теряй головы. Помни, откуда ты вышел, и все будет хорошо. Если тебе не нужно столько денег, сколько ты зарабатываешь, то найди того, кому они пригодятся.

– Думаю, что смогу это сделать.

– Нужды вокруг не счесть.

– Уверен, что это так.

– И у тебя имеется старый друг, который вот прямо сейчас находится в отчаянном положении.

– И кто же?

– Калла Борелли вынуждена продать театр.

– Когда?

– Скоро. Я слышала, его выставят на аукцион. Бедная девочка.

Ники придержал дверь перед Гортензией, когда они покидали Quo Vadis .

– Я могу прямо отсюда доехать на автобусе до Порт-Ауторити, – сказала Гортензия.

– Вы не поедете на автобусе. – Ники махнул черному блестящему «линкольну», и тот подъехал к бровке. – У вас будет королевский выезд, миссис Муни.

– Скажите пожалуйста!

– Мне всегда хотелось оказать вам любезность. Я ведь так и не купил вам шляпку от Лили Даше.

– Никогда не поздно, – пошутила Гортензия. – Этого, конечно, мало, но уже что-то. – Гортензия полезла в сумку и протянула Ники баночку «Отменного итальянского томатного соуса “Вилла Гортензия”». – Это самая первая баночка моего томатного соуса. Видишь? Вот здесь золотом оттиск – номер один на крышке. Я специально для тебя велела его сделать. Соус можешь съесть, только банку сохрани на память.

– Сногсшибательно! – Ники взял баночку в руки, словно сокровище.

– Этикетка – это отдельная песня. Я наняла художника, чтобы воспроизвел канал и гондолу. Вот тут, на этикетке, настоящая «Вилла Гортензия». Думаю, Минне она бы понравилась.

– Почему бы и нет? Это очень по-итальянски, – улыбнулся Ники.

– Ты не собираешься домой, навестить своих?

На счастье Ники, было уже темно, и Гортензия не видела, что щеки у него пылают от стыда.

– У меня такое сумасшедшее расписание.

– Я знаю. Но для твоей тети это очень важно. Ты – один из ее птенцов, и единственный упорхнул из родного гнезда. Думаю, это ее ранило.

– Они приезжали. Видели съемку. Мы поужинали вместе.

– Это не одно и то же. Она хочет сама что-то сделать для тебя. Застелить тебе постель, постирать белье. Погладить твой носовой платок. Приготовить вкусную еду. Собрать всю семью за столом и рассказывать истории, пока не станет совсем поздно и все не разойдутся спать. Таков единственный подарок, который ты можешь сделать этой женщине. Подарив ей себя.

– Я очень постараюсь, миссис Муни.

– Знаю-знаю.

Несколько дам средних лет в шляпках и перчатках подошли на цыпочках и встали за спиной у Ники.

– Мистер Карл?

Ники повернулся к ним, приветливо улыбнувшись:

– Да.

– Мы все ваши большие поклонницы! – взвизгнула одна из них.

Гортензия прыснула.

– Можно попросить у вас автограф?

– Мы не пропускаем ни одной серии «Любви к жизни»!

Женщины защелкали сумочками, принялись выискивать ручки и клочки бумаги. Они говорили все разом, и каждая вела свою линию в этой гармонии, сообщая, какие персонажи из «Любви к жизни» ей нравятся, а какие нет, и сойдется ли таксист Арти с медсестрой Элис? Ники зажал банку соуса под мышкой и раздавал автографы. Самая горячая поклонница Ники, улыбчивая женщина, сложением напоминающая упаковочный тюк, одетый в бежевый костюм, притянула к себе Ники и чмокнула его в щеку.

Ники повернулся к Гортензии и подмигнул:

– Не ждите меня, миссис Муни.

– Ладно. Я понимаю, это у этой штуки крутится счетчик.

Гортензия кивнула шоферу, когда тот открыл перед ней дверь автомобиля.

– Леди, извините меня, – сказал Ники поклонницам, вручая ручку одной из них.

Он подошел к Гортензии и обнял ее. Гортензия прижала его к себе и долго не отпускала, осознав, что она никогда за все то время, что она знает Ники, никогда не обнимала его с тех самых пор, как он был маленьким. Все эти годы она вложила в свое объятие, близкое и крепкое.

Гортензия возвратила Ники его поклонницам и забралась в «линкольн». Водитель захлопнул дверь. Она опустила стекло, ей хотелось еще что-то сказать Ники, но стайка дам поглотила его снова. Ни одна слава не сравнится с той, что приходит из телевизора. Показавшись в чьем-то доме, ты становишься членом семьи.

Когда машина отъезжала, Гортензия обернулась, чтобы еще раз посмотреть на Ники.

– Хотите вернуться? – спросил водитель.

– Нет, сэр.

– У вас такой вид, будто вы что-то забыли.

– Я не забыла, но пока время терпит.

– Вы всегда можете ему позвонить, – напомнил шофер.

– Или пошлю ему телеграмму.

– Разве люди до сих пор посылают телеграммы? – удивился водитель, глядя на нее в зеркало заднего вида.

Гортензия только улыбнулась.

«Линкольн» встраивался в поток машин, а Гортензия сняла перчатки и шляпку и положила их на сиденье. Она пригладила волосы, затем открыла сумочку и вынула оттуда носовой платочек – прощальный подарок Джо Палаццини. В уголке платка красивыми фиолетовыми стежками внахлест Джо вышила буквы «ГМ». Гортензия берегла этот платок, брала с собой только в церковь и по особым случаям. Сегодняшний вечер был особеннее некуда.

Глаза Гортензии наполнились слезами, и она вытерла их платком. То, что она хотела сказать Ники, могло подождать, потому что это всегда было и всегда будет правдой. Гортензия Муни любила Ники Кастоне, словно он был ее родным сыном. Не потому что он заменил ей потерянного сынишку, но потому что годы, проведенные рядом с Ники, сделали эту утрату более терпимой. Ей хотелось, чтобы Ники знал, что он исцелил ее. И, как все матери на свете, Гортензия молилась о счастье Ники куда горячее, чем о своем счастье. Она видела, что наконец-то он обрел дело, которое любит, и этим счастлив. И сердце ее возликовало.