Адриана Триджиани - Поцелуй, Карло! [litres]

– А стиральную машину вы купили?

– Купила, но теперь коплю на сушилку.

– Когда одна мечта сбывается, то всегда найдется другая.

– Ох, братец, истинная правда.

Роза вернулась к своему пончику. А Ники спустился в подвал, где увидел Хэмбона Мейсона, стоящего на табурете. Калла подшивала подол его кафтана.

– Ник, старикан! – Хэмбон обхватил Ники.

– Хэмбон, дружбан! – Ники пришлось сдерживать дыхание, пока Хэмбон не выпустил его из своих цепких объятий. – Старый джинолюб, – поддразнил Ники Мейсона.

– Только перед спектаклем, – подмигнул Хэмбон. – Один глоток – и я молоток. А без этого ни строчки не помню.

– Все в порядке, можешь идти. – Калла похлопала Хэмбона по пояснице.

Тот сгреб свой плоеный воротник, нацепил его вокруг шеи и полез вверх по ступенькам, ведущим в кулисы.

Калла выкатила пустую одежную стойку в коридор.

– Добро пожаловать обратно, Ник. Останешься посмотреть спектакль?

– Конечно, тем более что мест выбирай не хочу.

– И что это должно означать?

– Ты ничего не продала.

– Мы продали тридцать три билета.

– Эка невидаль.

– Для меня – да.

Калла вернулась в костюмерную и принялась убирать на рабочем столе.

– Ты тонешь, Калла.

– А ты почем знаешь?

– Простая арифметика.

– Разве у тебя нет бухгалтера, чтобы делать это за тебя? – съязвила Калла. – Ты все еще помнишь, как считать?

– А ты? – парировал Ники.

– Дай-ка подумать. Ты уехал в большой город, попал на телевидение, стал зарабатывать кучу денег, и кто получил от тебя хоть какую-то весточку? Ах да! Тут была статья в газете, где тебя сняли в новой квартире. Ар-деко. Все сверкает. Кожаный диван. Большая картина какого-то современного художника. И светильники, похожие на перевернутые ноги.

– Это, кстати, итальянский модерн.

– Неважно. Выглядят как ноги.

Ники нацелил палец на Каллу, как пистолет:

– Вот оно! Старые увертки. Ты нарочно переключилась на меня и мои недоработки, чтобы не говорить о театре и о том, как ты запорола это предприятие и зарыла его в землю, как те трубы, что лежат под мостовой на Уортон.

– Я не понимаю, о чем ты. – Калла вонзила иголку в подушечку-помидор.

– Этот театр на ладан дышит.

– Надеюсь, ты не затем приехал из Нью-Йорка, чтобы поведать мне об этом. – Калла схватила свои папки и пошла к лестнице. – Потому что это напрасная трата бензина.

– Война закончилась. Нормы расхода отменили давно.

– Значит, напрасная трата времени. Твоего времени. – Подхватив корзину с реквизитом, Калла стала подниматься по ступенькам.

– Я тоже начинаю так думать, – сказал Ники, идя за ней следом. – У меня, знаешь ли, своих проблем хватает.

– Прискорбно это слышать.

– Что-то не похоже.

– Слушай, у меня полно дел и есть о чем беспокоиться и без того, чтобы самодовольная телезвезда приходила сюда в поисках сочувствия. Я здесь делаю все, что могу. Я уже была в минусах, еще при жизни папы. И все стало только хуже. Я получила предложение продать здание и отвергла его. Видишь ли, для меня важно, чтобы театр продолжал работать, театр – это история, наследие, семейная традиция. А не деньги. Если бы я хотела разбогатеть, я нашла бы другой способ.

– Ты могла бы выйти за богатого.

– Ты у нас истинный современный мужчина.

– Я могу им быть.

– Только не сейчас. Не со мной. Никогда.

– Да ты кремень.

– Обстоятельства вынуждают. И если хочешь знать, я просто ищу кого-то, кто купил бы у меня театр, но позволил мне арендовать его, чтобы мы продолжили наше дело.

– Какое ваше дело, Калла?

– Шекспировские постановки. Репертуарные пьесы. Круглый год. С постоянной профессиональной труппой.

– Для десятка человек в зале? А то и для двух?

– Грубостью ты меня не обидишь.

– Это бизнес, видишь ли.

– О, может, нам попытаться найти спонсоров? Как телевидение. Мыло «Люкс», сигареты «Лаки Страйк», компания «Американ Стил»?

– Над этим стоит подумать. – Ники шел за ней по пятам.

– Фу. Ты становишься снобом. У шофера теперь собственный шофер.

– Я не стану реагировать на твои подковырки. Ты считаешь, что можешь выдавать тот продукт, который ты сама захочешь, и только потому, что ты решила, что он хорош, а публика придет только потому, что ты так сказала. Так что сноб – это ты , Калла.

– У меня нет шикарной квартирки, декорированной каким-то зазнайкой по имени Ральф, о котором рассказывает воскресный выпуск «Инкуайрера».

– Это вышло в куче изданий по лицензии «АП»!

– Я даже не знаю, что это означает, и знать не хочу.

– «Ассошиэйтед пресс».

– Там говорится, что ты живешь на двадцатом этаже.

– На двадцать первом.

– На верхотуре в стеклянном здании. Твои ноги не касались земли с тех пор, как ты попал на телевидение. Ты больше не настоящий человек. Ты забыл о зрителях на стоячих местах в партере. А я живу среди них! И для них творю!

– У тебя тоже есть фотография в газете, где ты рядом с мэром.

– Это было сто лет назад.

– И все же у тебя есть связи среди воротил. Почему бы тебе не попросить верзилу Фрэнка Арриго прийти и отремонтировать это здание? Он знает и штукатуров, и маляров, и мраморщиков, и монтажников.

– Я никогда не прошу об одолжениях.

– Следует начать.

– И ты туда же? Что это с вами, ребятушки? Если женщина не в нужде, то вы с ней и знаться не хотите. Что не так с женщиной, которая способна руководить постановкой?

– Ничего такого. Если она действительно может руководить.

– Знаешь что, Ники? Мне это не нужно. Заявился сюда и рассказываешь, что и как мне нужно делать, а сам даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь!

Актеры сбились в кучу в кулисах, а Калла пронеслась через сцену и пинком открыла служебную дверь. Послеполуденное солнце с улицы пронзило ярким лучом темноту сцены. Ники стоял в этом луче.

– Ты ставишь пьесы не хуже, чем режиссеры-мужчины. Но ты не умеешь делать деньги. Это иная способность. Ее не было у твоего отца, и у тебя ее нет.

Труппа, ошеломленная резкостью Ники, дружно затаила дыхание. Все они глядели на Каллу, которая, несомненно, должна была взорваться. Но Калла просто смотрела на Ники, спокойно сунув руки в карманы.

– Может, у него и не было такой способности. И может быть, ее нет у меня. Но мы преданы нашему делу. Мы остаемся здесь, мы стараемся изо всех сил, и мы не сдаемся. Мы верим, что Саут-Филли необходим театр, играющий классику. Мы не сбегаем, потому что есть определенное величие в служении людям. Я не надеюсь, что ты это поймешь, потому что ты сделал иной выбор.

– Остановись, Калла! – возмутился Ники.

Калла подняла руку:

– Вместо того чтобы травить меня своими вопросами, ответь мне сам на два вопроса. Кому из них ты писал, кому звонил? – Калла указала на Тони, Норму, Джози и Хэмбона, которые уткнули глаза в пол сцены. – Есть такие?