Адриана Триджиани - Поцелуй, Карло! [litres]

Сэм Борелли кивнул, потому что говорить он не мог. Он боялся, что заплачет, и последнее, что он хотел, – это чтобы Калла его пожалела.

– Я помою посуду. – Она поцеловала отца в щеку. – Тебе ничего не надо?

– Не-а. Спасибо.

Калла ушла в обветшавший дом. Зажглись уличные фонари, розовые лучи пробились через сумрак, словно осветив сцену. Сэм пил эспрессо и воображал, что могло бы развернуться на этой сцене.

Сэм перечитывал «Лира», и «Ричарда», и всех «Генрихов», ища совета у королей. Он возвращался к пьесам, захватившим его в юности, но теперь все эти истории стали ему понятны, он находил мудрость в стихах, фразах, описавших его боль и бесконечную тоску по последнему акту жизни. Монологи и диалоги, однажды бросавшие ему вызов на сцене, теперь стали для него литературой, и он мог читать их просто в поисках ответа. Сэм всегда чувствовал ясность и прозрачность шекспировского канона, но теперь обнаружил там еще и утешение.

Лир испытывал дочерей, поэтому Сэм не делал этого никогда. Ричард покровительствовал фаворитам двора, что и привело его к поражению, так что Сэм тщательно следил, чтобы в труппе соблюдалось равенство. Генрих IV убедил Сэма передать театр Калле, следующему поколению, чтобы он стал ее собственностью и отражал новые взгляды. Но у Шекспира, такого знакомого Сэму, в текстах, сопутствовавших ему многие годы, не было ничего, что могло бы подготовить его к последней сцене его жизни.

Сэму Борелли трудно было поверить, что он прибыл по месту назначения. Он никогда не думал, что может состариться, но это случилось. Он никогда не предполагал, что переживет жену, но пережил. Он не предвидел время, когда не сможет работать, ставить пьесы, вести дела театра, но и это произошло. Так что он проводил время за чтением пьес, которые всегда доставляли ему удовольствие, пытаясь обрести в их чтении смысл жизни на последнем отрезке.

Он сомневался, что успеет срежиссировать это таинство.

С самого начала своей карьеры Сэм Борелли взял за правило ставить финальную сцену каждой пьесы уже на первой репетиции, и со временем этот прием стал его личным почерком. Актерам это никогда не нравилось, но Сэму такой подход давал возможность посмотреть на пьесу как на целое и подвести игру к задуманной развязке. Так и в жизни: если человек вообразит себя на смертном ложе, он будет способен принять лучшие решения, зная, что его ожидает в конце. Или, по крайней мере, он проведет отмеренное ему время умнее.

Ночное небо над Белла-Вистой, украшенное серыми облаками, заслонявшими звезды и луну, отливало фиолетовым. Под огородиком на плоской крыше дома Палаццини мерцала вся округа, мерцали ряды огней над садами, а оранжевый янтарь на жаровнях сверкал, словно корзины с золотом.

Эльза одна на крыше поливала помидоры и наслаждалась свежим воздухом. Ники открыл дверь, ведущую на крышу.

– Извини, Эльза. – Ники повернулся, собираясь обратно на лестницу.

– Нет, нет, поднимайся. Сегодня было безоблачно, так что им хватило солнца. Но надо побольше воды.

– Вроде ночью будет дождить, – сказал Ники, поглядев на небо.

– Может, и будет.

– Хороший урожай?

– Хватит на две зимы.

– Слушай, давай я помогу. – Ники отобрал у нее шланг.

Эльза села в шезлонг и вытянула ноги.

– Малыш спит? – спросил Ники.

– Он всегда засыпает в восемь.

– Ты знаешь, что тетя Джо от тебя в восторге?

– Почему?

– Твой мальчик живет по режиму.

– Я помню маму, и как она вела наш дом, так и я делаю.

Ники кивнул.

– Все о тебе беспокоятся, – сказала Эльза. – Ты уверен, что следует порвать с Пичи?

– Во мне уверенности даже больше, чем когда я просил ее выйти за меня.

– Не давай никому давить на тебя, вынуждать сделать то, чего ты не хочешь.

– Это нелегко.

– Если ты ошибешься в выборе жены, то жизнь твоя будет очень печальной.

– Похоже, печаль меня ждет в любом случае.

– Только сначала.

Ники закрыл воду, сел в другой шезлонг и предложил Эльзе сигарету. Она не отказалась. Ники дал ей прикурить и закурил сам.

– У тебя есть опыт расставания?

– Есть.

– Ты шутишь.

– Я была обручена с одним мужчиной до войны. И он был хорошим человеком. Его звали Питер. Он был профессор и ехал домой с конференции, попал в аварию и погиб.

– Соболезную.

– Мы должны были пожениться и планировали переехать в Америку вместе. Перевезти мою семью и его родителей. Он умер, все развалилось. Его мать не хотела уезжать далеко от его могилы. Заупрямилась и осталась на родине.

– А твоя семья?

– Мои отец и мать полагали, что все это ужасная ошибка и что народ Германии опомнится. И мы знаем, что случилось дальше. Я потеряла семью. Сестер. И ради чего?

– Уже потеряв Питера.

– В каком-то смысле это приготовило меня к худшему. Я уже сломалась, война добила меня.

– Но ты встретила Доминика.

– Он похож на Питера.

– Да ну?

– Я подумала, что Доминик – это он. Война закончилась, пришли американцы. Однажды я стояла в компании девушек – мы вместе работали в госпитале, и считалось, что нам повезло. Американцы были в увольнении и позвали нас на танцы. Вместе с другими офицерами вошел Доминик и посмотрел на меня так, будто давно меня знал, и я почувствовала то же самое. Так все и началось.

– И вы сразу поженились?

– Когда нас освободили, Доминик вернулся за мной.

– После единственной встречи?

– Он знал.

– А ты?

– С ним я чувствовала себя в безопасности. Для меня это и есть любовь. Ник, ты должен решить, что такое любовь для тебя. Так все поступают. И все люди разные.

– Кто бы спорил.

– Тебе надо найти девушку, похожую на тебя в том, что для тебя важно.

– Пичи хочет свадьбу, дом, детей, но у меня странное чувство, что меня она, по сути, не хочет.

– Почему ты так говоришь?

– Все, о чем она мечтает, она может получить с любым парнем в мире. Чтобы ее мечты осуществились, во мне она не нуждается.

– Уверена, что она так не думает.

– Наверное, она этого не поймет, даже если я ей объясню.

– Но ты должен будешь объяснить.

– Я знаю. Она слишком долго ждала.

– Пусть тебя это не расстраивает.

– Почему?

– Потому что она не обязана была ждать. Никто не заставлял ее ждать.

Ники обдумал эти слова, и они показались ему резонными. Ни разу Пичи не сказала: «С меня достаточно». Она никогда ни на чем не настаивала, не принимала ничью сторону – только его; она терпеливо ждала, зная, что Ники в конце концов исполнит ее желание, потому что он всегда делал, как она хочет.

– Пойду проверю малыша.

Она начала спускаться по ступенькам, но потом вернулась:

– Ники, помимо всего, что я желаю тебе испытать, я хочу, чтобы ты познал радость видеть, как спит твой малыш. Это восполняет почти все, что я потеряла.