Адриана Триджиани - Поцелуй, Карло! [litres]

– Ты так и таскался с ним, словно с горбом?

– Нет. Произошли события, и я дошел до понимания.

– Говори нормальным языком.

– Я пытаюсь. Мне это стало ясно в театре.

Пичи подогнула ноги и почти соскользнула со скамейки.

– Ты рвешь со мной из-за этой дурацкой пьесы?

– Частично. Конечно, плохо, что ты ненавидишь то, чем я люблю заниматься. Но себя я возненавидел еще больше за то, что не рассказал тебе о театре. Не разделил с тобой нечто, важное для меня уже три года. А это почти половина срока нашей помолвки. Все это время я там работал, а тебе не говорил.

– А я тебе сказала, что мне нет до этого дела. Мой отец прячет под матрасом журналы для мужчин. Мама делает вид, что не замечает их, когда меняет простыни. У всех есть секреты.

– Но не у меня. У меня их больше нет. И было неправильно не рассказать тебе. Я держал это в секрете, потому что боялся, что ты расстроишься, или обозлишься, или осудишь меня. И когда я тебе в итоге рассказал, то случилось все вместе.

– И ты еще меня винишь? А если бы у меня была деревянная нога и в нашу брачную ночь я вышла бы из ванной в ночнушке, отстегнула ногу и объявила: «Кстати, Ник, забыла сказать. У меня протез»?

– Это разные вещи.

– Почему? Ты три года чем-то со мной не делился, а потом решил со мной порвать, потому что я не отреагировала должным образом на то, чего не предвидела. Это несправедливо. Но и до этого мне нет дела. Ты ударил меня с неожиданной стороны. Ладно, я и это снесла. Я быстро прихожу в себя. Ты снова сыграл в этой пьесе, не спросив меня, и я не устроила скандала. Вместо этого я привела родителей, и мы отпраздновали твой дебют шампанским.

– Твой отец сообщил мне о своих надеждах, что я выброшу театр из головы.

– И что, ты выбросил?

– Нет.

– Значит, до конца жизни ты будешь водить такси весь день, а вечером выходить на сцену?

– Я не знаю. Но я наверняка знаю, что не хочу жениться.

Пичи сжала кулаки, закрыла глаза и глубоко вдохнула.

– Ты бросаешь женщину двадцати восьми… – медленно проговорила она, – тридцати четырех лет на исходе 1949 года?

– Тридцати четырех?

Ники задохнулся. Он никогда не спрашивал Пичи о ее возрасте. Ее семья переехала в Филадельфию перед войной. Он и представить себе не мог, что она старше его. Трудно определить возраст, когда человек такой щуплый.

– Ты не один что-то скрываешь. Да-да, ты все правильно услышал. Мне тридцать четыре, и я на пути к катастрофе тридцати пяти. Для девушки это возраст смерти всего, на тебе просто ставят крест. Ты с тем же успехом мог бы забить меня дубиной. Вперед. Найди лопату и вбей меня в землю, как гвоздь, по самую шляпку. Я – старая дева, которая ждала своего солдатика с войны, и он вернулся цел и невредим, без единой царапины и ждал еще три года, не сделав мне предложения, а потом, когда пирог уже отправился в печь, он меняет решение? Вот если бы ты погиб в чужой стране, я бы сейчас уже окончила скорбеть. Три года спустя я снова стала бы самой собой.

– Да уж надеюсь.

– Все девушки, ждавшие всю войну, замужем, кроме меня!

– Мы не должны пожениться только потому, что остальные замужем.

– Почему нет? Ты думаешь, что есть лучшие возможности? Открой глаза! Я – необыкновенная! Что не так с твоей тупой маковкой? У тебя там плавают золотые рыбки? У тебя в мозгах чердак, где хранится всякая рухлядь? Пустое место с объявлением «Сдается внаем»? Ты меня бросишь, и мне придется жить рядом с тобой в Саут-Филли всю жизнь, болтаясь, как вывеска зоопарка? Я буду видеть тебя в такси и махать – а кому? Не своему мужу? Человеку, с которым я встречалась семь лет, а потом – пшик?

Пичи соскользнула со скамейки и свалилась на землю, глухо шлепнувшись, как мешок с мукой.

– Что со мной будет? Мое время почти истекло. Как ты мог так поступить со мной? Ты выбросил меня, как старую покрышку. Я как нож без лезвия. Машина, смысл которой потерян. Лучше убей меня, потому что не могу себе представить, как сказать об этом родителям. Это убьет мою мать! А потом отца! Может, они решат умереть вместе! Они отправятся к Делавэрской расщелине на нашем «форде-фейрлейне» и сорвутся вниз, объятые пламенем.

– Пичи, ты ведь меня не любишь, – спокойно сказал Ники.

– Как ты можешь говорить такое? Чем еще я занималась все это время, если не любила тебя? Я делаю тебя счастливым.

– А как насчет тебя? Что я для тебя делаю?

– Ты отвечаешь мне взаимностью. Ты мой мужчина. Ты танцуешь со мной на всех свадьбах. Я не знаю, что еще женщина может получить от мужчины?

– Подумай. Ты меня не любишь. Если бы ты любила меня, ты бы хотела, чтобы я был счастлив.

– Это ты о моей работе? Что я работаю в конторе и закончила колледж?

– Я горжусь твоими достижениями.

– И я даже не рассказала тебе, что меня повысили до заместителя начальника отдела в «Уонамейкере», потому что не хотела тебя расстраивать. Мама сказала, что надо зарыть мое продвижение, как собачью косточку, потому что оно может тебя отпугнуть. Но, похоже, тут она ошиблась. Тебя отпугнуло что-то другое.

– Дело не в твоей карьере в «Уонамейкере», Пичи. Речь идет о счастье. О самореализации. Видишь ли, если бы ты меня любила, ты бы желала, чтобы я занимался тем, что приносит мне удовольствие, и взамен я бы делился с тобой этим счастьем, и ты тоже была бы счастлива.

Пичи поднялась с земли, отряхнула шерстяную юбку, которую носила на работе, и встала лицом к жениху.

– Николас Кастоне. Ты живешь в подвале у тети и работаешь таксистом. Я – твое удовольствие. Я! Я тебя люблю, и в мои намерения входит обзавести тебя собственным домом, нарожать тебе детей и, надеюсь, не растолстеть. Я собиралась уйти с работы после свадьбы, отложив деньги на черный день, не потому что меня тошнит от работы, но потому что я хочу снять с тебя ношу. Что еще может сделать женщина для мужчины? Скажи мне.

– Она может поддерживать его мечту.

– Хм. Какую мечту?

– Театр Борелли.

– Эту кучу психов? Мы опять о них?

– Но они – мое отдохновение.

– Они – изгои. Мужчины не в своем уме, а женщины распутны.

– Это мои друзья.

– Господи, Ники.

– Они меня понимают, а я их.

– Что тут понимать? Ты человек простой.

– Они так не думают.

– О, теперь они – куча интеллектуалов? Великие мыслители в париках… и… и в трико.

– Это не так.

– Я закончила колледж! Нью-Йоркскую школу бизнеса. А ты недоучка! Где ты набрался этих безумных идей?

Ники начал терять терпение.

– Кольцо можешь оставить себе.

– Ты думаешь, я все это затеяла ради кольца? За семилетнюю верность мне надо побольше кольца, шахту алмазную, и чтоб сам мистер Де Бирс мне завтрак в постель приносил до конца жизни в обмен на время, которое я вложила. Плевать мне на кольцо. Мне жизнь нужна. Ты был моей жизнью, и только ты.