Карл Кнаусгорд - Моя борьба. Книга 1. Прощание

– Так это ты, Карл Уве? – сказал он, положив ладонь мне на плечо. – Мы думали, ты придешь раньше. У нас тут, как видишь, веселье. Ты ведь побудешь с нами немного? Садись сюда!

Я сделал, как он сказал, и сел за стол спиной к дому. Единственной, кого я тут знал, была Унни. На ней была такая же светлая сорочка, или блузка, или как там оно называется.

– Привет, Унни, – сказал я.

Она тепло улыбнулась мне в ответ.

– Так вот, это – Карл Уве, мой младший сын, – сказал папа, садясь напротив, рядом с Унни.

Я кивком поздоровался с остальными пятью присутствующими. – А это, Карл Уве, – Будиль, – сказал он. – Моя кузина.

Я никогда не слыхал ни о какой кузине Будиль и бросил на нее, кажется, вопросительный взгляд, потому что она улыбнулась и сказала:

– В детстве мы с твоим папой много времени проводили вместе.

– И подростками тоже, – сказал папа. Он закурил сигарету, затянулся и с явным удовольствием выпустил струю дыма. – А еще тут у нас Рейдар, Эллен, Марта, Эрлинг и Оге. Мои коллеги.

– Привет, – сказал я.

Весь стол был уставлен бокалами и бутылками, блюдами и тарелками. Чем они угощались, было понятно по двум большим мискам с пустыми креветочными панцирями. Гость, имя которого папа назвал последним, Оге – мужчина лет сорока в больших очках в тонкой оправе, смотрел на меня, потихоньку потягивая пиво. Отставив его, он сказал:

– Ты ведь, кажется, был в тренировочном лагере?

– Да. В Дании.

– И где же именно в Дании? – спросил он.

– В Нюкёбинге.

– На Морсе?

– Да, – сказал я. – Кажется, там. На острове в Лимфьорде. Он засмеялся и оглядел присутствующих.

– Это же родина Акселя Сандемусе! – сказал он и обратил свой взгляд на меня. – А ты знаешь, какой закон он вывел, описывая город, в котором ты побывал?

Что это? Никак я попал на школьный урок?

– Да, – сказал я, опустив глаза.

Я не хотел подавать ему требуемую реплику. Этого он от меня не дождется.

– И он называется закон… – начал он.

– …Янте, – сказал я.

– Точно!

– Хорошо там было? – спросил отец.

– Очень, – сказал я. – Прекрасные площадки. Прекрасный город.

Нюкёбинг: я возвращался в школу, в которой нас поселили. Весь вечер и ночь я прогулял с девушкой, с которой недавно познакомился, она влюбилась в меня без памяти, другие четверо участников нашей компании давно ушли, и мы остались с ней вдвоем. Возвращаясь от нее, пьяный больше обычного, я остановился перед каким-то домом. Все подробности вылетели у меня из памяти, я не помнил, как уходил от нее, не помнил, как к ней пришел, но тут перед закрытой дверью в моем сознании вдруг ненадолго что-то всплыло. Я вынул изо рта горящий окурок, приоткрыл щель для почты и кинул его на пол в прихожую. Затем все опять подернулось туманом, однако мне каким-то образом, видимо, удалось добраться до школы, попасть в свою комнату и лечь в кровать. Через три часа меня разбудили: пора было завтракать и отправляться на тренировку. Про ту сигарету я вспомнил, только сидя в компании под раскидистыми широколиственными деревьями возле спортивной площадки. Похолодев от ужаса, я ударил ногой по мячу и бросился за ним бежать. Вдруг дом от нее загорелся? Вдруг там погибли люди? Кто же я после этого?

В последующие дни мне удавалось как-то вытеснять эту мысль, но сейчас, за праздничным столом в саду, в первый вечер дома, во мне снова всколыхнулся страх.

– За какую команду ты играешь, Карл Уве? – спросил кто-то из присутствующих.

– За «Твейт», – сказал я.

– А в каком дивизионе?

– Я играю в команде юниоров, – сказал я. – А основная команда – это пятый дивизион.

– Значит, все-таки не в «Старте» [7] «Старт» – футбольный клуб Кристиансанна. .

По выговору я понял, что он из Веннесы, так что парировать было нетрудно.

– Нет, – сказал я. – В «Виннбьярте» [8] Футбольный клуб «Виннбьярт» базируется в городе Веннеса. .

Все засмеялись. Я опустил глаза. У меня было ощущение, что я, кажется, злоупотребил всеобщим вниманием. Но кинув взгляд на папу, я увидел, что он смотрит на меня с улыбкой.

Ну да, глаза у него сияли.

– Хочешь пива, Карл Уве? – спросил он.

Я кивнул:

– С удовольствием.

Папа обвел глазами стол.

– Похоже, на столе пустовато, – сказал он. – Но на кухне стоит целый ящик пива. Можешь себе там взять.

Я поднялся. Когда я подходил к двери, оттуда вышли двое. Мужчина и женщина, в обнимку. На ней было белое летнее платье. Смуглые руки и ноги. Налитые груди, полные бедра. Какое-то сытое выражение лица, взгляд мягкий. Он, одетый в голубую рубашку и белые брюки, был с небольшим брюшком, хотя в остальном худощав. В нем, хотя он и улыбался, а хмельной взгляд его непрестанно блуждал, заметна была какая-то оцепенелость. Черты его застыли в неподвижности, сохраняя только след движения, вроде того, что остается в пересохшем русле реки.

– Привет, – сказала она. – Ты – сын?

– Да, – сказал я. – Привет.

– Я работаю с твоим отцом, – сказала она.

– Очень приятно, – сказал я, радуясь, что больше ничего не требуется говорить, так как они уже прошли мимо. Когда я вошел в прихожую, вдруг открылась дверь ванной. Из нее вышла маленькая, толстенькая темноволосая женщина в больших очках. Едва взглянув на меня, она прошла дальше, направляясь в одну из комнат. Я незаметно втянул запах духов, которым она меня обдала. Запах был свежий, цветочный. В кухне, куда я вошел через несколько секунд, сидели все те же трое, которых я видел в окно, подходя к дому. Мужчина, тоже сорокалетнего возраста, что-то нашептывал сидящей справа от него женщине. Она улыбалась, но вежливой улыбкой. Другая женщина рылась в своей сумочке. Доставая из нее пачку сигарет, она взглянула на меня.

– Привет, – сказал я. – Я только взять пива.

У стены возле двери стояло два полных ящика. Я взял бутылку из верхнего.

– Открывалки ни у кого не найдется? – спросил я.

Мужчина встал, похлопал себя по карману.

– У меня есть зажигалка, – сказал он.

Он поднял локоть, сначала медленно, как бы давая мне время приготовиться, а затем резким движением кинул мне зажигалку. Она угодила в дверной косяк и звякнула об пол. Если бы не это, я бы не придумал, как выйти из положения, потому что ничьего покровительства, даже выраженного в открывании для меня бутылки, я бы не стерпел, но сейчас инициативу взял он сам и потерпел неудачу, что перевернуло всю ситуацию с ног на голову.

– Я не умею открывать зажигалкой, – сказал я. – Вы мне не откроете?

Я поднял с пола зажигалку и протянул ему вместе с бутылкой. У него были круглые очки и лысина вполголовы, а там, где волосы росли, они вздымались вверх, словно волна, застывшая вдоль бесконечного берега, которого ей никогда не суждено достичь, что добавляло его облику некую обреченность. По крайней мере, так мне показалось. Пальцы, которыми он крепко обхватил зажигалку, были волосатые. На запястье болтались часы на серебряном браслете.