Ирена Доускова - Будь Жегорт

– Эй, глядите, мама Мобидика. Она ей наверняка опять наябедничала.

Я сказала, что никогда не ябедничаю. Но Краткая продолжала:

– Ябеда-корябеда, турецкий барабан! Ябедничаешь, ябедничаешь, и твоя мама тоже, и твой папа тоже.

– Возьми свои слова обратно! – потребовала я.

Но Краткая отказалась и добавила, что мы все шуты. Пришлось ее ударить, она ударила меня, и мы начали драться.

Все остальные вышли из раздевалки, но остались стоять за решеткой и смотрели, чем все закончится. Мы катались по скамейкам и на полу, и довольно долго была ничья, а потом мне удалось ударить Краткую кулаком в нос и все решилось. Она заплакала и ныла, что все расскажет. Но уже рассказал кто-то другой, потому что пришла пани учительница Колачкова, отправила нас в класс и написала нам обеим замечание в дневник.

Она не хотела ничего слышать о том, как все произошло, а мне и не хотелось объяснять. Когда я шла за парту, Краткая сделала мне подножку, но я заметила и изо всех сил наступила ей на ногу. Скоро я получила записку «ТЫ СЛОМАЛА МНЕ НОГУ. ПОДОЖДИ, ТОЛСТОЖОПКА, СКОРО МОЯ МАМА БУДЕТ ПРЕПОДАВАТЬ У ТЕБЯ МАТЕМАТИКУ». И вовсе не скоро это будет, мама Краткой преподает аж в средней школе. И никакую ногу я Краткой не ломала. Думаю, что я выиграла.

Дома я этому уже так сильно не радовалась. «29.9. Подралась вместо переобувания. По… что? Подралась? – переспросил Пепа, когда они с Каченкой смотрели дневник. – Ну, это еще ничего».

Каченка цыкнула на него и хотела начать меня воспитывать, но Пепа спросил, как все получилось, и когда я объяснила, он согласился, что нельзя было поступить по-другому. Нельзя быть зачинщиком, но ведь нужно же защищаться. Я этому научилась именно у Пепы. Каченка тоже наконец согласилась с этим и подписала дневник.

За ужином Каченка достала газету и прочитала вслух объявление о том, что в Праге проходят пробы в кино и для фильма ищут брата и сестру – старшую девочку и младшего мальчика как раз нашего с Пепичеком возраста. Потом она сказала, что подумала, что можно бы и попытаться. А поскольку эти пробы через две недели в пятницу, она ходила к пани учительнице Колачковой спросить, не отпустит ли она меня. Пани учительница пообещала, что да. В этот день уроки все равно отменяются и все идут в кино на русский фильм. Каченка спросила, чего мне больше хочется, сказала, что я могу выбрать. Она отлично знала, что я отвечу. Каченка умная и не такая уж и плохая.

Этот месяц мне уже надоел, хорошо, что он наконец закончился вчера. Он был такой дождливый, и ничего не получилось сделать так, как я хотела. Все началось с Милушки Воборниковой и улиток, их мы ходили собирать еще два раза, а закончилось закопской бабушкой, у которой случился приступ желчного пузыря. Теперь она лежит в больнице, ей сделали операцию.

Главное, что она жива. Каченка договорилась, чтобы бабушку положили в ничинскую больницу, чтобы можно было присматривать, хорошо ли о ней заботятся. Каченка в Ничине дружит с разными врачами, например с доктором Мысливецем. Мысливец разрезал бабушке живот, достал из него кучу камней, а потом снова его зашил. Бабушка эти камни не съела, говорят, они там сами появились, потому что она мало смеется.

Теперь я боюсь, как бы такое не случилось с Каченкой. Она тоже очень мало смеется, все время злится и почти каждый день плачет. Ее пригласил на беседу директор Вытлачил и сказал, что она должна уйти. Он хотел, чтобы она ушла сама, но Каченка отказалась, поэтому теперь ее уволят. С января у нее уже не будет никакого ангажемента. Вместе с Каченкой еще должны уйти Лида Птачкова с собакой Тютей, режиссер Михалек и пан Дусил. В общем, все, кого там не хотят Андреа Кроупова и ее сообщник Пелц.

Каченка с Лидой Птачковой, Дусилом и Михалеком договорились, что просто так не сдадутся и будут судиться с театром. Они постоянно где-то встречаются и совещаются. А еще пьют довольно много вина. Каченка уже не занимается ни йогой, ни с колесиком, а только сидит и слушает на проигрывателе «Мою родину» Сметаны или непрерывно бегает в костел. Она молится там за бабушку и, наверное, против Андреи Кроуповой. Еще она часто слушает того певца по фамилии Сухий, про которого я думала, что он выдуманный. Он не выдуманный. Родителям кто-то подарил три маленькие пластинки в серых обложках без картинок, и он там есть. Он мне в общем понравился, хотя и мешает то, что я не знаю, как он выглядит.

Каченка больше всего слушает «Да, тогда я жил» и еще одну песню, которая называется как-то так: «Спросите, почему я не печалюсь». Там Сухий поет, что на улице ужасно противно, но он не грустит благодаря разным людям, которых он там перечисляет, я знаю из них только Чарли Чаплина. Каченка знает их всех, а грустит все больше и больше.

«У Птачковой и Дусила детей нет, дети Михалеков уже взрослые, но что делать нам…» – говорит она.

«Вы бы, например, могли нас отвести в лес, как Гензеля и Гретель», – сказала я однажды, потому что хотела развеселить Каченку. Но Каченка уставилась на меня, а потом расплакалась. «Не-ет! Не надо в ле-е-ес!» – закричал Пепичек и спрятался под диван, потому что испугался, что я это всерьез.

Каченку не развеселило даже то, что мы были два дня в Праге на тех пробах. То есть у нее было вполне хорошее настроение, но только до тех пор, пока мы не вернулись в Ничин.

Пробы проходили в одном большом доме на площади, где есть магазины и парк, в районе, который называется Смихов. Тот дом – это их дом культуры, и он совсем не похож на наш и вообще намного красивее. Было почти столько же детей, сколько ходит во всю нашу школу, и когда те люди из кино нас просмотрели, то сказали, что нам с Пепичеком нужно прийти снова после обеда. После обеда нас уже было только десять братьев и сестер. Но сначала Каченка сводила нас на обед в красивый смиховский ресторан, он называется «У Голубу», и мы могли заказать что хотим. Мы выбрали шницель, а потом еще торт и были совершенно счастливы.

Потом паны и пани из кино посмотрели нас еще раз, расспрашивали о разных обычных вещах и просили спеть песенку. Они вели себя так, как будто в нас было что-то смешное, а потом сказали Каченке, чтобы мы пришли еще и на следующий день и тогда будет видно. И было похоже на то, что мы уже почти выиграли, потому что кроме нас должны были еще прийти только одни мальчик с девочкой. Но мы не выиграли, потому что я все испортила, как я всегда все порчу.

На следующий день там сидел такой маленький пан в очках, это был режиссер, он щурился и говорил: «Хорошо, эти подходят». Потом указал на меня пальцем и велел рассказать какой-нибудь стишок. Тогда я поклонилась и сказала: «Александр Безыменский. Письмо». Потому что мы как раз учили это в школе. Но я не рассказала его целиком, а только начала: