Ирена Доускова - Будь Жегорт

В общем, с этими животными все осталось невыясненным. Но я все равно не знаю, что они делают, поэтому не могу понять, делают ли это люди.

Каченка каждый раз, когда я хочу поговорить об этом, начинает рассказывать, что малыш у мамы в животе, как семечко в яблоке. Но как оно туда попадает? Это какая-то большая тайна, и, может быть, Каченка сама не очень понимает, хоть у нее уже и было два малыша.

Еще на каникулах в Закопах я слышала, как две пани разговаривали перед домом о третьей пани, которая тоже там живет. У нее много детей, нет мужа и она такая небрежная. Одна сказала: «Вошмикова опять ждет ребенка». А другая: «Не говори! Опять эту суку кто-то отодрал?» И та первая: «Главное, чтобы это не был ваш Владя».

Вот это настоящий кошмар. Тогда лучше совсем не иметь детей, чем разрешать кому-нибудь себя бить. Я не люблю, даже когда на меня кричат, а тем более такое.

Я надеялась, что после угольника у меня останутся какие-нибудь деньги и я куплю себе восковые мелки. Но у меня осталось только две кроны, а это мало. Этого хватит только на ластик или на обычные карандаши. Жаль, что карандаши не продаются, как сигареты, по одному. Тогда я купила бы розовый на платья для принцесс или редкий сине-зеленый для моря и русалочьих хвостов, который бывает только в по-настоящему больших коробках – самое меньшее за шестьдесят крон.

Еще в этом месяце случилось одно ужасное событие и два хороших. Ужасное событие такое, что из Моравии пришло письмо с синей полосой, в котором говорилось, что Каченка должна заплатить банку десять тысяч крон, потому что Йолана Беренчичева выпрыгнула из окна, погибла и, соответственно, заплатить не может.

Я никогда раньше не видела, чтобы Каченка так долго стояла на голове, как после этого письма. У нее уже действительно получается йога. Она не упала, даже когда Пепа раз двадцать хлопнул дверью. Потом родители пошли в театр и с проходной звонили в тот город, где жила Беренчичева, потому что они знают там разных актеров, и выяснили, что все правда.

Беренчичева там влюбилась в какого-то пана и хотела выйти за него замуж, только у него уже была одна жена, а вторую он не хотел. Беренчичеву он хотел только так, иногда, как бы вдобавок. Беренчичева была разочарована, напилась, выпрыгнула из окна, и теперь мы должны за это заплатить. Это кошмар. Бедная Беренчичева и бедная Каченка.

Я рассказала пани учительнице Фраймановой о том, что случилось: о Беренчичевой, о деньгах и еще о заговоре в театре, потому что я все время об этом думаю, и на немецком, и на кружке. Пани учительница Фрайманова приготовила чай и принесла замечательное шоколадное печенье. Она только сказала, что все это тяжело, а потом научила меня хулиганской считалке с немецкими артиклями: «Раз, два, три – посмотри, дер, ди, дас [26] Der, die, das (нем.). – в унитаз, дас, ди, дер – пионер, три, два, раз – срет на нас». Рассказывать ее нигде не надо, это только для моего развеселения.

Когда я собиралась домой, то отдала пани учительнице сорок крон, это за весь месяц, а она мне дала запечатанный конверт для Каченки. Каченка раскрыла его, а внутри на маленькой карточке было написано: «Примите это, пожалуйста, в знак моей симпатии, и постарайтесь быть чуть менее доброй». За карточкой лежали деньги – те сорок крон, которые пани учительнице дала я, и еще тысяча. Каченка была этим совершенно потрясена, отругала меня, потом оделась и побежала к пани Фраймановой. Но вернулась опять с этими деньгами, и мы решили, что нужно что-нибудь придумать для пани учительницы.

Еще пришло письмо от тети Марты, это первое хорошее событие, которое произошло. Тетя Марта написала, что по пути в Америку заехала к своему старому другу в Швейцарию и ей там так понравилось, что в Америку она уже не поедет и останется там. И даже, а это самое главное, она выходит замуж за этого друга, потому что он вдовец и нравится ей даже больше, чем Швейцария.

Этого друга зовут Эгон Блюменталь, и он по-настоящему очень старый. В том письме еще были две фотографии: красивые и цветные, как какие-нибудь открытки. На одной тетя Марта на лугу кормит ромашками какую-то корову. На голове у нее новый тициан, и она как настоящая модница. На второй фотографии тетя Марта тоже на лугу и обнимается с Блюменталем. Блюменталь маленький, в очках, веселый кудрявый дедушка, и оба выглядят очень довольными.

Так что я очень рада, что у моей тети Марты все хорошо, но главное, я желаю ей, чтобы дедушка Блюменталь подольше выдержал и не умирал.

Ну а лучшее, что было в этом месяце, это то, что я узнала, что через четырнадцать дней в Ничине будет концерт Милушки Воборниковой!

Мне очень плохо, потому что случилась не просто неприятность, а кое-что ужасное и кошмарное. И хуже всего то, что в этом виновата Каченка. Теперь я с ней почти не разговариваю. В наказание ей я говорю только то, что должна, а не то, что хотела бы. Не знаю, заметила ли она это.

Я так ждала концерта Милушки Воборниковой, почти как Рождества! Нет, даже больше, потому что Рождество бывает каждый год, а Милушка Воборникова еще никогда не выступала в Ничине. Это моя самая любимая певица, и я хотела ее увидеть, и еще я думала, что могла бы познакомиться с ней, раз мне можно проходить в театр со служебного входа. Она наверняка сидела в Каченкиной гримерке. Я нарисовала картинку, как Милушка Воборникова идет по лугу в платье как у принцессы, а я несу ее шлейф, и после концерта хотела ей подарить. Думаю, портрет у меня получился, потому что я рисовала его по плакату, который был расклеен по всему Ничину.

Я хотела принести такой плакат домой, но ни в одном магазине, где он был в витрине, мне не хотели его ни дать, ни продать, так что пришлось встать на тротуаре перед витриной и срисовывать. Одна глупая пани отругала меня за то, что я мешаюсь. Она не знает, что художники обычно так рисуют, на улице, и мне пришлось ей это объяснять, но, кажется, она все равно не поняла, потому что скоро она снова прошла мимо и сказала: «Ты все еще здесь? Девочка, ты так рассердила меня, что я забыла купить сало». А один пан, который это услышал, сказал: «Да, дети теперь ужасно наглые, потому что их дома мало бьют». А потом они вместе встали, начали разговаривать и постоянно указывали на меня. Так что я скорее ушла.

У нас в доме несколько таких вредных толстых пани. Когда на улице хорошо, они все утро сидят на лавочке перед домом и смотрят, кто выходит, кто заходит. Постоянно о чем-то шепчутся и называют нас шутами. Я это очень хорошо слышала и не люблю проходить мимо них.

Та пани у магазина была как раз такая, но меня это не расстроило. Главное, что у меня был подарок для Милушки, за который она бы могла подарить мне, например, свою настоящую фотографию с автографом. Тогда я еще не знала, что произойдет.