Валерий Попов - Нарисуем [журнальный вариант]

— Вы меня окончательно запутали! Надо все же как-то готовиться, когда идешь в государственное учреждение, — гордо проговорила она.

Извиняюсь. Подготовился не до конца. Действительно, имеется пробел.

— Требуется, видимо, справка о моей смерти? — произнес я вполне дружелюбно. Тертый калач!

— Ну хотя бы справка о вашем рождении, — вдруг сжалилась она. Видимо, уже полюбила. — Возьмите, пожалуйста, вашу папочку, — любезно подвинула, — и приходите еще.

— С наслаждением! Вы до скольких сегодня работаете?

— До четырех. Конец недели. Успеете?

— Очень буду стараться!

Кланяясь, вышел. Хорошее учреждение. И обаяние ситуации еще в том, что свидетельство о моем рождении я увез зачем-то на съемную нашу дачу! Зачем? Люблю, видно, помучиться.

Чудный солнечный день. Сейчас мне предстоит поездка в переполненной электричке среди потной, веселой, ярко одетой толпы — хохочущей, отдыхающей. И это — когда дочка лежит там! Зачем еще эти-то испытания?

…Поехали. Просто балаган какой-то!.. Терпи! Еще ты будешь всех угнетать? Улыбайся со всеми. И самое невыносимое — нельзя показывать, что у тебя настроение несколько другое… им-то портить отдых зачем?.. Я сказал “невыносимое”? Перегнул. Вытерпишь, куда денешься! Немножко угнетает лишь ор назойливых продавцов того и сего, больно проталкивающихся в тесной толпе… и, опять же, слишком затейливое поведение государевых слуг, которые вроде бы должны скромно выполнять свои функции… но не такая у нас страна! Прямо у скамейки, где я был сжат, пошла битва двух групп контролеров, пришедших с разных концов вагона. Им было наплевать, что две контролерских службы, отрицающих друг друга, вызывают нездоровый хохот в народе. Наплевать! Прямо стенка на стенку шли! И у той, и другой бляхи с орлами… какой кого заклюет?

— Мы федеральная служба, а вы местная! Вы погрязли в коррупции, поэтому администрация президента вынуждена была прислать нас!

— А зато вы…!

— А вы?! Вы сами только что взяли деньги у женщины!

— У нас есть на это специальное разрешение! Вот!

Видимо, хорошо, что борются с недостатками на местах. Хорошо, но душно... К счастью — выходить. Вот уж не ведал, что еще и счастье в этот день обрету!

Пошел по просеке. Природа сияла… Уж она-то хотя бы могла в этот день не сиять?!

Вошел на душную веранду. Поднял матрац. В жене моей нельзя, увы, быть уверенным, поэтому деньги и документы под матрацем храню. Нужна ли такая бдительность в дни горя? Увы! Вынул свое свидетельство о рождении, истрепанное по краям... свидетельство о смерти тоже надо будет в эту папочку подложить… только кто вот подложит? Уложил папочку обратно, опустил матрац. Глянул на часы… Есть пять минут для горя. Вот тут, под сосной, делали шашлык в день тридцатилетия дочери… гости, родственники. Я, слегка уже усталый, лежал. Она вошла, не видя меня, стянула кепку-бейсболку, шумно выдохнула… лицо ее было счастливым…

Пора!

Все лето узбеки (почему-то узбеки, а не кавказцы) ремонтировали платформу. Перила покрасили нежно-голубым. Видимо, это им напоминает купола медресе… скучают, видимо. А откуда им местные обычаи знать? Вот тут, прямо напротив будки кассы, лесенка была очень удобная. Если опаздываешь: купил билет — и в вагон! Заботливо убрали… Запыхавшись, вбежал с конца платформы — и к кассе спуститься уже никак! Слишком долго горю предавался: непозволительная роскошь в наши дни. Окинул взглядом платформу. В такой лучезарный день не торопятся в город возвращаться, лишь у меня срочное дело. Платформа — выдохнул с облегчением — пуста, только в самом ее начале обнимается какая-то молодая парочка. От них, вроде, неприятностей можно не ждать. Уж они-то, надеюсь, не контролеры. Электричка выскочила из-за поворота. В кассу не успеваю уже. Так поеду! Что значит сейчас какой-то штраф? Кажется лишь чрезмерным, когда к большому горю липнут мелкие неприятности: “За что?” Мгла… Электричка к перрону подошла, влюбленные наконец разомкнули объятья — и в лучах солнца у обоих на груди мелькнули бляхи с орлами. И я захохотал…

…Вот. Задумчиво уложил листки в портфель. Даже и не знаю… Разумеется, в тот день я и не думал рассказ писать: это где-то даже цинично. И, собираясь ранним утром, ручку с блокнотом выложил из портфеля: не тот день! Но у писателей “не тех дней”, увы, не бывает. Под платформой бело-желтых окурков больше, чем гальки! Запомнил? Ну а в скорбной очереди чуть не сказал было: “Бог помог”. Голос похоронной красавицы, ведущей прием граждан, безумно раздражал: мало того, что такую очередь собрала, еще разговаривает безобразно!.. Впрочем, люди как-то “защитились”: никто не рыдал. Словно и не место скорби: не только и всякая жизнь у нас растаяла, но даже и смерть!

И вдруг из приемной донесся вопль! И кого — нашей красавицы! Что так могло ужаснуть ее в этом привычном и даже постылом ей царстве смерти, среди урн и гробов? Может, сама смерть во всем своем парадном обличье явилась ей? Но такого не предусмотрено расценками и тарифами, не числится в списке предоставляемых услуг. Так что же? “А тебе-то что? Отдыхай!” — одернул я себя. Отдохнешь с вами!

Приоткрылась дверь, и, пятясь, явилась красавица. Взгляд ее был устремлен в комнату, и вытянутые руки тоже.

— Она! Опять она за свое! Носит и носит! — закричала служительница. И отпрыгнула от двери… Что-то приближалось.

Дверь медленно отъезжала с тягучим скрипом. И вот, вовсе не на той высоте, куда были устремлены все взоры, у самого пола появилась вдруг костистая голова кошки, потом тонкая шея с поднимающимися вверх-вниз косточками. Яркое солнце, вдруг хлынувшее из-за тучи, ошеломило ее. Она яростно подняла голову, усы задергались. В тонких белых ее зубах еще бился голый окровавленный птенец.

“Все! — понял я. — Обречен! В смысле, я. Как и птенец”.

— Извините, — я обратился к соседу, — у вас ручки случайно нет?

…Ну вот. Нахлынувшие воспоминания помогли пережить неприятности, которые иначе могли бы подкосить. А так, унесясь мыслями, даже и не заметил, что давно уже явился “господин здешних мест” и, роясь совком в песке, насупясь, на меня поглядывал: “Кто такой?”

Ах, как же я так, не заметил его появления? И теперь, видя его, как-то не испугался. А еще час назад переживал, что его место тут занимаю. Ничего страшного! “Ремесло дарит силы”, — говорят. “Отличник боевой и поэтической подготовки!”

Заверещал телефончик. Кто там еще желает померяться со мной?

— Алле!

Голос знакомый, но хриплый, треснутый. Из других эпох, как это “Строение 2”.

Пека? Я уж думал… не думал ничего. Замело пургой! Из того же тополиного пуха, укрывшего жизнь.

Еще вчера шел по Комарову и вдруг увидал скорбную процессию… нет, еще живых. Выселяли с дач “нерентабельных” — инвалидов, ветеранов, репрессированных… Репрессировали опять! Освободить помещения! Словно колонна беженцев в пыли. Увидал знакомую, Людмилу Борисовну, с навьюченной тележкой, бывшую замечательную секретаршу Союза писателей, неспособного нынче никому помочь, подскочил, ухватился за горячую ручку со сколовшейся краской, потянул…