Шаролта Раффаи - Горы слагаются из песчинок

Что касается Эстер, она вряд ли его осудит. Эстер — понятливая. По вечерам во время его четырехдневного затворничества они, как обычно, будут общаться по телефону. А потом все изменится. Все, все будет по-другому.

Мать безропотно собирается в магазин. Наблюдая за странными приготовлениями Подростка, она покачивает головой, но все же стирает пыль со старого столика.

Подросток оправдывается:

— А что, я ведь сделал однажды как полагается, — бормочет он, не зная, куда девать руки, которые то сжимаются в кулаки, то разжимаются.

— Понимаю, сынок, я все понимаю, — вздыхает Мать, и глаза ее затуманиваются.

— Ты сердишься? — сдавленно спрашивает он.

— Да нет. То есть… сержусь, но не на тебя. На эту проклятую жизнь, Петер.

— Если тебе неприятно, я…

Мать не слышит его.

— На эту проклятую жизнь, — устало повторяет она, — в которой обманывать и обманываться все еще так естественно… Даже дети должны учиться изворачиваться, ловчить… Кошмар.

— Ну хочешь, я сделаю все заново? — с опаской смотрит Подросток на Мать.

— В том-то и дело, что не хочу, — усмехается она. — Даже я не хочу. — И Мать, наклонившись, чуть касается его лба губами. — Ну, ловчи. Ты ведешь себя умно.

И Подросток старается, налаживает свою «установку».

Завтра с утра он в училище. В половине второго рванет домой и к вечеру, если все пойдет, как задумано, пожалуй, управится с копировкой, вчерне. А обводить уже будет не торопясь, засиживаясь хоть до глубокой ночи. Может быть, добровольное заточение даже удастся несколько сократить. Директора не будет еще два дня. Впрочем, не все ли равно? Ведь Шеф от своего решения ни за что не отступится, как бы рабочие ни настаивали. Нет, на попятную он не пойдет. Да и тетради-то порваны, в училище их не зачтут, даже если подпишет Шеф. Так что деваться некуда.

В мастерской все спокойно. Необычно спокойно.

Шишак не замечает сегодня Подростка, глядя на него как на пустое место. И злости в глазах что-то не видно. Подросток удивлен, но старается не думать об этом. А после работы, вскочив на велосипед, несется во весь опор домой, проглатывает второпях обед и пристраивается к журнальному столику.

Немую тишину квартиры неожиданно разрывает телефонный звонок.

Раздраженно отложив карандаш, он снимает трубку.

— Алло, Мама?

— Привет, сынуля, — смеется на другом конце провода Эстер. — Что поделываешь?

— О, — смущается он, — прости. Я думал, мы вечером созвонимся.

— Работаешь?

— Да. Конечно. Как проклятый!

— Слушай, Петер. Наши общие друзья весь вечер вчера ошивались у моего дома. — Голос девчонки чуть заметно дрожит. — Интересно, что им надо?

— Я… я… не знаю, — заикается Подросток. — Эстер, я думаю… Кто их знает. Наверно, затеяли какую-нибудь идиотскую шутку. Не первый случай.

— Да… не первый.

— Сиди дома. Не вздумай выходить на улицу.

— Хорошо, — вздыхает Эстер. — А им что, чертежи переделывать не нужно?

— Они директора ждут: его сейчас нет. Надеются, что он отменит задание… Или на что-то еще надеются, не знаю.

— А ты?

— Я? Я не надеюсь. Ничего он не отменит.

Эстер молчит.

— Алло, куда ты пропала? — нетерпеливо кричит Подросток.

— Я здесь, — откликается Эстер.

— О чем размышляешь?

— Ты не думаешь, что вам… надо бы объединиться? Или всех, или никого. Во всяком случае, мне…

— Умоляю, послушай. — Подросток в отчаянии. — Я сам знаю, что надо бы. Только это исключено… Придет время, ты все поймешь… Ты же видишь, они задираются, не дают нам проходу, ведь так? Они кое-что задумали, если хочешь знать. Хотят вынудить к одной вещи.

— Меня?

— Да нет же. Меня. Только… я не иду на это. Ни в какую.

— Ты что, спятил?

— Рассказать тебе — ты не так удивилась бы! Не высовывайся несколько дней из дома. Только в школу. Договорились?

— Что-то потрясающее! — удивляется Эстер. — Закончишь свою ерунду, расскажешь?

— Расскажу.

— Слово даешь?

— Ну, даю. Но и ты обещай…

— Хорошо, — говорит девчонка. — За исключением сегодняшнего вечера.

— Никаких исключений!

— Мы с мамой идем в кино. Рано. На шестичасовой сеанс.

— Но одна — ни ногой. Обещаешь?

Эстер уже забавляет все это.

— Одна никуда не пойду. Ни за что на свете! Честное слово, какой-то фильм ужасов!

— Вот именно, что фильм ужасов, — начинает злиться Подросток.

— Ладно, не обижайся. Завтра в семь созвонимся.

— Я тебе раньше позвоню. И, ради бога, будь осторожна.

— Непременно, — смеется девчонка. — В общем, сегодня вечером я в кино, поэтому и звоню.

— Только поэтому?

— А то ты не знаешь, что не только.

— Тогда хорошо.

Эстер кладет трубку. Он задумчиво возвращается к столику и снова берется за дело, попеременно орудуя то ластиком, то карандашом. Работа сегодня движется дьявольски медленно.

В мастерской по-прежнему тихо — теперь его избегает вся троица. Что-то новое появилось в их поведении, они прячутся по углам, переглядываются. У Гнома подрагивает подбородок. Подростка бьет странный озноб, будто от холода; стучат зубы. Он еле шевелится, руки не слушаются: вчера просидел до глубокой ночи. Кованая дверь Шефовой конуры закрыта. Взрослые заняты своими делами. Только Мастер внимательно следит в это утро за учениками.

— Устал? — около полудня спрашивает он Подростка.

— Немного.

— Тогда вот что. Отправляйся сейчас в гараж, что на улице Хид, спроси Какони. И скажи, пусть зайдет ко мне вечером.

Подросток бросает работу, вытирает руки.

— Да, — совсем близко подходит к нему Мастер, — оттуда можешь не возвращаться. Лучше домой иди, отоспись.

— Спасибо, но…

— Посылаю — значит, иди. Ответственность беру на себя.

На улице Хид даже летом всегда прохладно, а в эту пору совсем промозгло и сыро, и Подросток зябко поеживается. Дома здесь, напившись грунтовых вод, в мокрых пятнах по самые крыши, стоят, как хмельные, нависнув над тротуарами. По изумрудной зелени кюветов пригоршнями рассыпано желтое золото одуванчиков. Воздух на этой улице необычный, приправленный дурманящими ароматами близлежащей дунайской старицы, — Подросток вдыхает его полной грудью.

Поручение Мастер, скорее всего, выдумал, решив, что мальчишке теперь лучше держаться подальше от остальных. Может, утром, еще до его прихода, что-то произошло в мастерской?

Он передает незнакомому рабочему слова Мастера, тот по-доброму, понимающе улыбается.

На часах всего лишь двенадцать. В гимназии через сорок минут прозвенит последний звонок — через сорок минут Эстер будет свободна. Не зная, что делать с неожиданно подаренным ему временем, Подросток задумчиво крутит носком ботинка педаль велосипеда. Наконец он садится и катит куда глаза глядят. Улицы одна за другой распахиваются перед ним, мелькают мимо дома, которые на такой скорости кажутся маленькими и невзрачными; открытыми окнами они будто силятся втянуть в себя хоть немного апрельской свежести, солнца, весны.