Валерий Попов - От Пушкина к Бродскому

Чернышевский, которого мы так страстно изучали в школе (первый сон Веры Павловны, второй сон Веры Павловны) упорно и настойчиво своими книгами и особенно статьями воспитывал — и воспитал целое поколение молодых революционеров, начавших свою работу с террора, с убийства министра, градоначальника, царя. И все это считалось «праздником свободы»! Достоевский не побрезговал и не побоялся унижения, сам пошел к Чернышевскому, который в подметки ему не годился как писатель. «Я пришел к вам по важному делу с горячей просьбой. Вы близко знаете людей, которые сожгли Толкучий рынок. Прошу вас, удержите их от повторения того, что сделано ими!». Чернышевский прокомментировал эту встречу весьма высокомерно: «Я слышал, что Достоевский имеет нервы расстроенные до беспорядочности, близкой к умственному расстройству, но не полагал, что его болезнь достигла такого развития». Однако он снисходительно пообещал Достоевскому учесть его просьбу. Обрадованный Достоевский писал в «Дневнике»: «Я редко встречал более мягкого и радушного человека». Однако амбиции этого «мягкого и радушного человека», а также его последователей и учеников требовали продолжения «дела революции», которая в результате сожгла не только Толкучий рынок, но и все.

Но голос Достоевского не пропал. Его романы читали все, ими восхищались. И до сих пор он самый читаемый в мире русский автор. «Учебниками жизни» для всех стали именно его книги.

Теперь все вокруг подчинено его имени. Между двумя его квартирами отделан на Владимирском высокий дом в стиле модерн — там великолепный отель «Достоевский». Можно назвать десятки великих имен, которые невозможно представить на вывеске. Странно, но почему-то Достоевскому это сходит с рук, не вызывает шока. Он единственный писатель, которому возле его дома поставлены два совершенно разных памятника. Официальный, так сказать, памятник у метро — там все, как предписано учебниками: страдальческая сутулость, скорбная великая мысль на челе. Несколько иной памятник в подвальчике, популярном арт-кафе «Достоевский» у подножия отеля. Здесь он, бронзовый, сидит возле раздевалки, и девушки (сюда ходят исключительно интеллектуалки) любят фотографироваться у него на коленях, и темная бронза там отполирована и сияет золотом. Интересно — какой памятник понравился бы ему?

Похоронен Достоевский на знаменитом кладбище Александро-Невской Лавры.

Когда Достоевского несли туда, весь Невский был запружен народом.

От царей до бомжей — так иногда характеризуют Садовую улицу. Начинаясь в парадной части города, у Летнего сада и Марсова поля, она в начале своем «омывает» Михайловский замок, последнее пристанище загадочного императора Павла I. Построен он там, где Мойка вытекает из Фонтанки. По преданию, часовому, охраняющему Павла, ночью явился архангел Михаил и приказал построить на этом месте дворец в честь его, украсив фасад словами из священного писания «Дому твоему подобает святыня в долготу дней». И новый дворец был построен архитектором Бренна, знающим романтические вкусы Павла, в духе старинного рыцарского замка. Павел I здесь прожил недолго и был убит гвардейцами-заговорщиками, недовольными его правлением, в частности его армейскими реформами на прусский манер. Павел задумал многое — в частности старался облегчить участь солдат, боролся со своеволием офицеров — но кончилось это печально. Заговорщики, войдя ночью к нему в опочивальню, проломили ему голову табакеркой и задушили его.

После этого здесь было Михайловское инженерное училище, где, в частности, учились братья Достоевские. Призрак Павла не раз видели в темных коридорах замка. Не исключено, что это были забавы кадетов-михайловцев, но мистический ореол замка существует по сей день.

Обучение Федора Михайловича инженерным наукам проходило тяжело. Помимо всего прочего в училище царила самая настоящая дедовщина, младших всячески унижали, и, возможно, Достоевского из-за его закрытого нелюдимого характера не любили больше других. Учившийся вместе с ним Д. В. Григорович, тоже ставший известным писателем, вспоминал: «Федор Михайлович не принимал участия в играх, сидел, углубившись в книгу, и искал уединенных мест, и вскоре нашел такое место». Провалив экзамены по алгебре и фортификации (и в общем-то не имея способностей к точным наукам), Достоевский уединялся и исступленно зубрил. Одним из таких мест уединения была маленькая угловая комната — там Достоевский был предоставлен самому себе. И, может быть, именно этим объясняется одна из загадок его жизни: он всегда снимал квартиры только в угловых домах. И будучи человеком отнюдь не спокойным, квартиры он менял часто. Все они известны теперь, вся жизнь его досконально изучена.

На другой стороне Садовой, ближе к Невскому, стоит казенное желтое здание Ордонанс-гауза, гауптвахты, где, как мы уже знаем, арестованный Лермонтов встречался с Белинским. Садовая пересекает Невский у Публичной библиотеки и Гостиного Двора.

За величественным зданием Публичной библиотеки (о которой мы рассказывали уже) — маленький домик Крылова. О нем мы тоже уже рассказали.

В этой части Садовой здания еще вполне респектабельны. Чуть дальше от Невского, в глубине усадьбы, за чугунными решетками, красуется Пажеский корпус, выстроенный Растрелли, в котором ныне место пажей заняли суворовцы, продолжая старинное дело служения «Царю и Отечеству». Почти так же красива и величественна усадьба Ассигнационного банка, выстроенная Кваренги. Гостиный Двор, тянущийся галереей вдоль правой стороны Садовой, ставший сейчас местом пребывания высокой моды, после маленькой поперечной улицы сменяется Апраксиным двором, идущим вдоль левой стороны улицы такой же галереей. Но суть торговли тут меняется. Апраксин — это торжище дешевки, поддельных дубленок и джинсов. Судя по их качеству, шьются они где-то в невыносимых условиях. Под напором азартных, порой даже агрессивных черноусых продавцов, иной раз не удержишься и купишь какую-нибудь дрянь, а потом сокрушаешься: где же был твой разум? Дальше дух удалой торговли захватывает Садовую полностью, особенно на подходе к Сенной. Рядами вдоль тротуаров стоят женщины, похожие на бывших учительниц, и предлагают свои «бренды», созданные в основном в наших бывших братских республиках.

Сенная, «чрево города», по случаю строительства второй станции метро долго была захламлена. Торговля всяким хламом, преимущественно слесарным, велась с ящиков и даже газеток. Теперь площадь реставрирована под старину и выглядит вполне благопристойно. Хотя «сизолицые» обитатели Сенной, подрабатывающие погрузкой и подноской, часто после пиршества засыпают прямо тут. Собственно — отсюда их уже некуда гнать. Сенная всегда считалась последним приютом обездоленных и обиженных. Здесь в прежние времена были знаменитые «вяземские казармы», последний приют опустившихся людей.