Валерий Попов - Комар живет, пока поет [Повести]

Была в визите Битте-Дритте и деловая часть: взял триста рублей «в счет ремонта моей будущей машины», как он сказал. Вон как люди вперед смотрят: я и не знал, что у меня, оказывается, будет автомобиль!

— Вы тут «Чернильного ангела» разыгрываете, — сказал Битте уже в прихожей (все ему ведомо), — а вон наши мужики, пока спирт из «чернильной цистерны» не прикончили, на самом деле посинели! Вот кто «чернильные ангелы» в натуре — а вы языком только ля-ля-ля!

Умело обидел. Сказал бы это до трехсот рублей — не получил бы!

Но в общем-то Битте мало изменился: руки золотые, сердце стальное, глаз — алмаз.

Как-то судьба Очи меня растревожила. Хотелось бы ему помочь... Только желательно не квартирой! Желательно — морально! Специально несколько раз на Сенном рынке проходил мимо их рядов. Смуглые хлопцы стоят, в сторону смотрят, но доносится шепот, когда идешь вдоль их шеренги: «Спирт, спирт, спирт!» И вот — снова иду! Навстречу мне движется милиционер и «спирт, спирт, спирт» по мере его приближения затихает. Милиционер поравнялся со мной — и вдруг из его уст: «Спирт, спирт, спирт!»

А Ваня-друг скучать не давал. Уже ближе к весне явился с новой незадачей: жить негде! Разводится с Амгыльдой! Решил-таки поднять семью на недосягаемую для себя высоту! Амгыльда требует за развод дачу и квартиру. Что делать?

Помню, как Ваня — давно еще — с Севера вот так же явится: «Скажи всем там , — (где «там», конкретно не указывалось, это я сам должен был сообразить), — ...скажи там: приехал с Севера чувак, денег ни копья, жить негде... скажи там всем — может, кто заинтересуется».

Заинтересовался тогда один я... Но сейчас — нет: перенаселенность у меня... К Кузе! К Кузе, на дачу его! Заодно нашу старую дружбу возродю! После того, как Зиновий опять в Бордо убыл — лекции читать, — Кузя один мыкается. Я даже думал: если он один, может, будет стирать заодно и нам? Но не вышло. Мается Кузя!

— Есть один вариант, — пока уклончиво Ване сказал. — Попробую.

— Давай... скажи ему! — Ваня разгорячился. — Хороший, мол, мужик! А если не поверит... — тут Ваня вообще закипел, — я так будку ему начищу — век не забудет!

— Послезавтра зайди, — сказал Ване сухо (вдруг не получится?), но внутренно ликовал я... дружбу нашу верну!

Уходя уже, Ваня глянул на стенку и стал вдруг рыдать: мол, точно такой коврик висел у него над колыбелькой... пришлось отдать!

Наверняка снова вокруг пальца меня обвел!.. Не было у него никакой колыбельки! Но трудно разве обвести вокруг пальца, если человеку это приятно? Тем более — друг!

Помню, как в молодости я целую зиму ходил без рукавов, рукава поносить дал: один рукав Кузе, другой — Ивану!

Так что коврик — тьфу!

Понесся к Кузе в деревню — насчет Вани узнать. Все-таки неизвестно, как Кузя относится к нам после всего... Может, сердится?

Возле станции в наш Дом творчества заскочил. Грезилось мне, что там все по-прежнему... Нет! Совсем уже там ледовый дворец: сосульки с крыши в сугробы вросли. Не пролезет.

Вышел на улицу — и увидал вдали: дым розовым столбом над Кузиным домом. Помчался туда. Как раз был канун поста, прощеное воскресенье... солнце пригревало уже. Счас мы с Кузей друг друга простим!

Однако суховато он меня принял, хотя перебору с визитерами не наблюдалось в тот день. И вдруг — Дженифер вышла! Вот это да! Воссоединились, значит? Ну, хорошо! Но, похоже, грустили. Похоже, не она его втянула в свое богатство, а он ее — в свою нищету. Стекла замерзшие. Угля нет! Весь пол, как в мелком бисере, в мышиных какашках. Достали корочку сыра из мышеловки, угостили. Но все же я поцелуй с них сорвал!

Нет, все же хорошие у нас люди! Мужик с доской на плече разворачивался, выходя на станции Удельная, и сам себя треснул доской по голове. И сам же извинился: «Простите ради бога!» И сам же простил: «Ничего, ничего!» И даже не заметил в задумчивости, что не два тут было хороших человека, а всего один!

Ночью Ваня позвонил: с Амгыльдой помирился!

Потом я за столом письменным сидел, бормоча откуда-то прилетевшее: «Да... Ужасно! Ужасно!» Потом вдруг спохватился, опомнился: что — ужасно-то?

Ночью можно только ручкой работать: стук машинки будит семью.

Ну вот, пожалуй, и все! Я шлепнул ручку плашмя на лист. Потянулся... Прислушался. Из кухни бряканье донеслось: батя шастает.

— Ты чего это тут... по ночам?

— Да вот, — смущенно проговорил батя. — Чайку решил попить... Вроде закончил! — Он слегка ошалело глянул на меня.

— Что?

— Все! Абсолютно!

— И я вроде тоже!

Вот так вот! Главное — усидчивость. И — выдержка. И гений, парадоксов кум!

Мы смотрели друг на друга, потом налили чай, взяли чашки.

— У тебя пальцы в чернилах! — усмехнулся батя.

— Этим и горжусь!

— Вы чего это тут делаете? — зевая, вошла жена.

Я забыл: пузыри на лужах — это к долгому дождю или к короткому? Криво отражая окна, кружатся возле люка. Но все равно — к короткому или длинному, вечно стоять под аркой не удается, надо идти домой. Я гляжу на наши окна. Лишь у отца окно светится: все пишет свое «последнее сказанье», как, усмехаясь, говорит он... но мне туда, в темноту, где ждет меня все... все, что я заслужил. Весь ужас. Вперед!

Теперь еще какая-то «острая стадия» наступила у нее! Значит, все, что было до этого, «тупой» можно назвать? Последняя шутка твоя — кстати, неудачная. Иди. Прошел через мокрый, хлюпающий двор, воткнул ключ-пластинку, открыл железную дверь. На темной лестнице жадно втянул запах — будто запах может чем-то утешить. Глупая надежда. Обычно пахнет. Хорошо, что не пахнет бедой — гарью, например. Но беда не обязательно пахнет. Так что — хватит принюхиваться. Иди. Все возможные задержки ты использовал уже, скоро все увидишь сам, все успехи за неделю, пока не было тебя.

А вдруг все нормально? А? Любимая моя французская пословица: «Никогда не бывает так хорошо — и так плохо, как ждешь». Но это больше во Франции, наверно. Последнее время мне стало казаться, что так плохо, как ждешь, все же бывает. Особенно у нас. Уж у меня — так точно. Особенно — с ее помощью. Жди беды — и не ошибешься... Готовь амбар под новый кошмар. Пословица средней полосы и Северо-Запада... Шутка вскользь. Хватит тебе изгаляться на лестнице: у тебя, между прочим, квартира тут. В бомжи не удастся выбиться в ближайшее время — пока что это только мечта. Отворяй ворота! Дверь со скрипом отъехала. Темнота — и вновь втянул запахи. Вся надежда на нос — вдруг он подарит что-то? Глаза пусть пока отдыхают — им много работы предстоит. Уши тоже не радуют — зловещая тишина. Горелым попахивает — но, слава богу, не пепелищем, а сгоревшей едой. Это уже — родное!!! Эйфелеву башню из сумки достал — как-никак из Парижа приехал! — но это, похоже, тут никого не волнует... засунь ее куда-нибудь!