Валерий Попов - Избранные [Повести и рассказы]

Впрочем, если нет сил исчезнуть физически, есть способ исчезнуть химически — способ, хорошо известный на Руси. Я налил себе полный стакан водки и, сказав «Прощайте!», выпил его. Венгерологи запели что-то по-венгерски, и все пропало.

Очнулся я, сидя в инвалидной коляске... но коляска та была не моя! Во-первых, сильно обшарпанная... что же, я давно на ней езжу? А во-вторых, самое главное — передо мной была ручка переключения скоростей, другие непонятные ручки, спидометр (?), еще что-то, о чем я не имею ни малейшего представления, поскольку никакой транспорт никогда не водил... Откуда же это — моя мотоколяска? Не моя!

Мысль эта почему-то наполняла меня ликованием. А вот и хозяин. Горбун с маленькими ножками, перекидывает свое хрупкое тельце, опираясь на трость. Взгляд, однако, у него был уверенный и жестокий. К кому это я попал?

Он сел рядом и насмешливо смотрел на меня. И молчал.

— Скжт пжст... кк я здс окзлс? — слипшимся, горьким ртом произнес я.

— С неба упал! — усмехнулся он.

Я, видимо, настолько ослаб, что вдруг горячо ему поверил — может, действительно, я летал высоко, спрыгнув с крыши на провода, которые спружинили, а вовсе не сидел в той зловещей темно-синей пивной, где вершились гнусности, — и все, значит, неплохо... Людям ослабшим свойственно верить в легкую победу хорошего, в чудеса.

— С неба? — радостно произнес я.

— Ага... с неба, — усмехнулся он. — И валялся в грязи!

Да. Судя по состоянию моей одежды — он прав. Горячий пот вдруг прошиб меня. Я вытирался грязным платком.

— Так... куда прикажете? — издевательски произнес он, трогая рычаги.

— Мне бы... воды попить где-то. — я специально выстроил длинную фразу, чтобы он оценил, что я понимаю, что сделать это — небыстро и нелегко... но не подозревал, что так оно и случится.

Он возил меня долго и непонятно, и я бы сказал, жестоко. Надолго оставлял меня и медленно-медленно куда-то уходил, ничего не объясняя... а встать я почему-то не мог — лишь жалко озирался: то какой-то магазинный тыл с ящиками в грязи, то узкий двор с кирпичной стеной, уходящей до неба... Я высох до кишок. Но безжалостный горбун возвращался без воды, ничего не объясняя, вез меня дальше и снова надолго бросал. Наверное, это и есть ад, наказание за все мои прегрешения? Вот мы въехали в какой-то дикий двор, красные дома с черными выбитыми окнами, ржавыми лесенками вдоль стен.

— Ну... тебе, наверное, сюда? — проговорил он, открывая с моей стороны дверку. Я поглядел на убогую дверку в углу... «Вытрезвитель». Ну что ж — он, наверное, прав. Может, хоть там мне дадут воды?

Но мечты мои не сбылись.

— На вас, алкашей, воды не напасешься! — таков был грубый ответ коренастой женщины, местной распорядительницы. — Вот, садись пока... в кресло. Сейчас доктор придет, разберется.

Из прошлых посещений подобных мест я помнил, что доктор определяет степень опьянения, а значит, дальнейшую твою судьбу.

Казалось, страшней ничего уже не будет, но — в соседнем кресле я увидел Федю. А я-то думал, что он сейчас высоко! Все мечты рушатся!

— Ну что... со свиданьицем, — мрачно произнес он. Как он здесь оказался? Ведь шел по небесам, я же своими глазами это видел!.. Мерещилось? Я боялся его спросить о судьбе его дочери Люды. Да и что спрашивать? Тут, конечно, где же ей еще быть? И действительно — скоро из-за приоткрытой двери донеслись ее вопли:

— Папа! Папа!

Не дай бог еще кому-нибудь из живущих услышать такой крик — и в таком месте! Федя с мучительной гримасой приподнялся.

— Да сиди! — грубо сказала хозяйка. — Ничего с ней такого не сделают! Перепилась просто. Но пятнадцать суток всем вам светит! — глянула и на меня.

— Папа!

Федя рухнул. Отчаяние овладело и мной. В то время, как мой друг Никита страдает за свое благородство в застенке, а другой мой друг, Игорь, летает в небе, я оказался здесь: кислая вонь, ругань, и помощи неоткуда уже прийти... Даже Федя, который своим огнем вывел нас из кромешной тьмы, когда мы гибли в Ладоге... даже он оказался здесь, и вместе со своей любимой дочуркой!

Зазвонил телефон. Дежурная вышла и, вернувшись, поманила меня. Я встрепенулся. Подул какой-то ветерок. Откуда? Подмигнул зачем-то Феде, потом, идиотски помигивая сам себе в зеркало, пошел. Ты и в тюрьме карьеру сделаешь! Кто это говорил мне? Или я сам придумал?

Привели в культурный кабинет, с фикусом. Начальник — свежий, молодой, румяный, представился:

— Лейтенант Топчий!

— Очень приятно!

Чу! Карьера?.. Но не хотелось бы делать карьеру здесь. И как-то в этой относительной чистоте и порядке вдруг прорвало меня, все страдания последних дней вспомнились, и я зарыдал. Как хорошо — зарыдать, после многих лет напряженных улыбок! И рыдать вдоволь, всласть! Топчий терпеливо ждал, пока я нарыдаюсь. Мягко улыбался. Веет спасением? От кого же это? Пропало, вроде бы, все!

— Поплачьте, поплачьте... Это хорошо. Ведь вы, говорят, сочиняете? — нежно Топчий сказал.

Говорят? Это кто же, интересно, говорит? — какая-то часть мозга трезво заработала. Кто на помощь пришел? В последние дни реагировал на мои фантазии лишь Коля-Толя, который называл меня «маршалом брехни». Неужели с такой неожиданной стороны пришла помощь? Вот уж — не ожидал! От кого, от кого...

— Тут ваш друг согласился заплатить за вас штраф.

И вошел Коля-Толя. Я чуть было снова не зарыдал — с трудом сдержался.

— Ну, сильно он вас тут мучил? — свысока Коля-Толя поинтересовался.

— Да нет, ничего. — Топчий улыбнулся. — До дому доведете?

— Доведу куда надо! — сурово Коля-Толя сказал.

Я с трудом поднял голову, которая почему-то не держалась, пытался понять, что его слова значат, но так и не понял.

Коля-Толя, вздохнув, вытащил мятые деньги. Вот кто, оказывается, настоящий друг! Я чуть вновь не заплакал. На ярком свету, идущем сквозь окошко (закат?), мухи, облепившие деньги, зашевелились, пытались взлетать, вместе с купюрами. Сердце мое прыгнуло. Лосиные мухи! И те самые деньги, что Коля-Толя выручил зверскими перепродажами лосиной ноги, — бросил их на благородное дело таки! Никите в его застенке было бы сейчас радостно, если бы узнал: действия его приносят плоды! Узнает ли? Только мухи могут ему принести эту благую весть. Я с надеждой глядел на двух, вылетевших в форточку.

Топчий взял деньги.

— А почему... в мухах все? — брезгливо проговорил он.

— Липнут... к хорошему делу, — хмуро пояснил Коля-Толя.

— Ну? — напутственно улыбнулся мне Топчий, сгребая деньги с мухами в стол.

— Там еще... Федя с дочкой, — прохрипел я.

— На Федю я не подписывался! — ощерился Коля-Толя. — Ты сам его разыскал!

Постояв, я сел, что, наверное, обозначало: тогда я остаюсь!

Долгая тишина.

— А... жрите! — Коля-Толя стал еще деньги метать...