Валерий Попов - Тетрада Фалло

Я покачала головой молча, и умная Изергина поняла, вздохнула. Но жизнь разнообразная у нас. И жесткая. Всегда к больному месту путь найдет.

Зазвонил телефон. Я встала, в растрепанных чувствах, чтобы поскорей уйти и поплакать где-нибудь втихомолку. И Изергина уже рассеянно кивнула мне — мол, иди. И вдруг властно показала ладошкой: садись!

— О господи! — воскликнула она.

Я опустилась в кресло. Ну что там еще? И явно что-то такое, что мне опять придется на рельсы лечь. Господи, что за жизнь такая мне выпала? За что? Как говорил в далеком прошлом отец, мной любуясь: «Большому кораблю — большое плавание!» Но я-то в луже пока.

— Ясно, — вздохнула она.

И повесила трубку. И уставилась на меня с бабьей жалостью: мол, достается тебе!.. Ну?

— Яхнов звонил! — Она не сводила с меня глаз.

Ну. Яхнов. Филипп Матвеич. Наш завхоз. Точнее, ее зам по хозяйственной части. Я-то тут при чем? Я с наслаждением почти чувствовала, что отчаяние отпускает меня. Как оказалось, напрасно.

— С хлебозавода, — добавила она.

А... Давно уже разговоры шли, что никакое министерство денег нам сейчас не дает, и даже хлебозавод отказывается хлеб нам отпускать, в долг нам уже не верит. Теперь детишки и без хлеба уже? Я подняла голову — мы с ней глядели друг на друга.

— Говорит — надо нам к Кошелеву идти!

Могла бы и не договаривать. «Попроси, девочка, хлеба у папы, для бедных детишек в переходный период!»

А куда денешься?! Заодно и с Ксюхой порешим!

Здравствуй, папа!

Зоя Игнатьевна, старая секретарша отца, не узнала меня. Неужели я так изменилась? Да, прежней девочки с бантиками уже нет. А кто — есть? Вот сейчас и узнаем!

— Проходите, — сухо сказала Зоя Игнатьевна.

Отец, к счастью, меня узнал. Более того, вышел из-за стола, обнял меня и поцеловал. Потом даже одобрительно потряс меня за плечи. Ни с моей, ни с его стороны не было высказано ни малейшей обиды и даже намека на то. Вот, отец наставил дочь на правильный путь и теперь гордится ею. И я горда. Только почему этот правильный путь такой тернистый? «Большому кораблю»?

— Знаю, знаю! — сразу замахал руками отец, как только мы уселись. С приходом демократии он стал гораздо мягче, улыбчивей... почти как Горбачев на портрете. — С хлебом решим. Сегодня отгрузят вам. Ну а дальше... — Он вздохнул. — Не в моей епархии вы — в федеральном подчинении. А им не до нас! — Он глянул на Горбачева с легкой насмешкой. — Самим бы усидеть... — Он задумался. — Как вы насчет того, чтобы потесниться? Реставрационные мастерские подселим к вам! Они как раз сейчас монастырь будут реставрировать, в первоначальный вид приводить — по программе ЮНЕСКО. Так что деньги будут у них. Оформим субаренду ваших помещений — и деньги будут у вас... хоть какие-то.

Мы с Изергиной переглянулись: а когда монастырь отреставрируют, в первоначальный вид приведут, наше убогое заведение вряд ли оставят там? Выкинут?

Но отец улыбался так душевно, что наши черные подозрения спрятать пришлось.

— Кстати, возглавляет их знаешь кто? — Он как бы сообщал мне большую радость. — Зотов, Игорь! Ну, ты знаешь его! Щук еще вместе тягали — помнишь?

Помню конечно — как это забыть? Отец мечтал, чтоб у него родился сын, и с детства воспитывал меня по-мальчишески: поддразнивал, разрешал лазать по деревьям, брал на рыбалку, хотя сам к этому относился с усмешкой: «На одном конце — червяк, на другом — ...» И всей технической частью ведал у нас Игорь — ловил, чистил. Я помогала ему. Как не знать. С ним, можно сказать, выросла. Симпатичный мужик. Красивые русые кудри, синие глаза. Лицо... хочется сказать — старинное, словно с иконы, хоть и молодое. И какая-то особая стать — приятно было на него смотреть. Первая детская влюбленность? Может быть. Отец все шутил с ним: «Вот подрастет моя Машка!» Я, помню, краснела, с треском сучьев убегала в кусты. Да, умеет папа играть на струнах души. Угодил, как всегда, в десятку, все по-своему сделал. Вроде бы мы к нему пришли с прошением, а он продавил свои хитрые дела.

Пришлось и Изергиной радостно осклабиться — куда деться? Мол, если уж друг детства — какой разговор?! Разволновал папа: снова с Игорем Зотовым рядом оказаться!.. Кстати, Игорь был — тогда уже — не какая-то шестерка! Начальник отдела строительства райкома, колоссальная мощь была в его руках! При этом — простой, веселый парень. Я думаю, войдет в наше положение, поможет. Ясно, на реставрацию он перешел — себе не в убыток!

— Давайте попробуем, — сказала Изергина.

Да, изменились времена. Раньше, помню, тут в покоях «первого» была такая чопорная тишина, посетители как тени скользили, опустив глаза. А теперь я, пока ждала, дивилась переменам — люди снуют энергичные, хохочущие, взгляд быстрый у них, входят без стука... Закипела жизнь — и батя, похоже, не растерялся!

— Ну!.. — Отец шлепнул ладонями по коленям, показывая как бы, что ему надо куда-то бежать. Хотя бежать на самом деле пора нам.

Но Изергина — тоже непроста. Тоже из этой партийной школы. Вдруг «вспомнила», с беспокойством на меня посмотрела.

— Мариночка! А...

Уже надеялась я, что без этого «а» обойдется и все как раньше останется... Но нет. Не останется. Перемены — неотвратимы. Особенно ясно я это здесь поняла.

— ...еще один маленький вопрос. — Изергина почему-то на меня смотрела. Эта не отцепится!

— Что такое, доча? — Папа тут взволновался, в основном как бы за меня.

Тут Изергина, видно, решила, что достаточно использовала меня, пора уже форсировать события.

— Еще одно последствие... нашего бедственного положения, — горестно глянув на папу, вздохнула она. — Речь идет... об иностранном усыновлении детей из нашего интерната. Сами видите — порой даже хлеба нет!

При этом, кратко вздохнув, они с отцом глянули на Горбачева. Спелись! Впрочем, уже давно. Слышала я, в училище еще, что у папы с Изергиной было что-то. Давно. Идейная близость явно осталась.

— О-хо-хо! Времена! — простонал папашка.

Да неплохие, думается, для них времена, на самом-то деле!

— Вы-то, я думаю, заинтересованы? — усмехнулся батя.

— Ну... обещают некоторую помощь, — скромно проговорила Изергина.

— А шо про меня скажут земляки-то? — Батя перешел на просторечие, что бывало с ним, когда он особенно хитрил. — Шо детишек наших за рубеж продаю? А у меня ж скоро выборы!

— Ну, несомненно... все это будет делаться с вашим участием! — пропела она. — И думаю, благородная ваша роль будет отражена!

— Да знаю я. — Он дернул на столе какую-то папку. — Прислали тут!

Всегда он все знает!.. Все?

Он что-то очень долго молчал, потом произнес вдруг:

— А у нас... вылечить нельзя?

Неужели все знает?

— К сожалению, — сказала Изергина. — Вы, наверное, знаете... Ксении Троицкой, сироте... названной в честь нашего города, — лучезарно улыбнулась она. Отец склонил голову с пониманием. — ...была сделана операция на сердце американским хирургом. Но — предварительная, не окончательная. Полноценной жизни не будет после нее. А для окончательной, увы! — Она развела руками. — К счастью, — снова расцвела она, — американский хирург настолько привязался к этой девочке, что теперь жаждет ее удочерить!.. Но все, конечно, зависит от нашего с вами согласия! — вспомнив, видимо, о партийной дисциплине, строго закончила она.