Валерий Попов - Запомните нас такими

Скрасить ему чуток.

Вьюга помыла окна.

Давно уж надо было это потерять!

Во сне огромный хор пел: «Он слишком много захотел! Он слишком много захотел!»

— Почему хахали не выехали?

Гордо: «С томатом не ем!»

Энергичный, подтянутый, уши чуть оттопырены попутным ветром.

Крякнув, принял душ, потом, гикнув, выпил чашечку кофе.

Сперва соглашался играть только за миллион, потом, поддавшись на уговоры, согласился — за миллион без копейки, потом соглашался уже за стакан семечек — никто не брал.

Милиционер по рации: «Внимание, внимание! Купил расческу, следую домой!»

В свой дом имею право входить и воровато.

Очень горячий душ — потом очень холодный, потом снова горячий, потом снова холодный. Потом ненадолго повеситься — и все снимет, как рукой.

Вдруг увидели, что машинист выскочил из тепловоза и косит траву.

— Конечно — теперь я только чиновник!

Все почтительно слушали.

«Окоем» — это только за валюту.

Кооператив «Совесть».

Пальто для выхода, пальто для дома...

Наглая Аглая.

Не моего гигантского ума это дело!

Раньше хоть просто пил — а теперь еще начал собирать художественные альбомы.

Кокетливо поглядывал на девушку — но уронил вдруг копейку, пришлось искать.

Часть застенчивости сохранил, но исключительно уже для своих подлых целей!

Предупреждаю: гостей будет много, и все люди крайне неприятные!

До этого работала на фабрике кистеней.

Звание: «Генерал-художник».

Нас стремительно обогнал «Мерседес». Вот это жизнь!.. И вдруг у ближайших кустов резко затормозил, и водитель, расстегивая брюки, бросился в кусты.

Пока спал — моль скушала бровь.

Село «Вчерашние щи».

Навоз на стекле в метро.

Срывал с рукописей скрепки, как эполеты.

— Таких теперь нету!

— И слава богу!

За грустинку — отдельная плата.

Вернули рукопись с отпечатком подошвы.

Всего бабахнуто восемнадцать рублей.

Вагон заполнялся дымом, люди кашляли, задыхались... но на остановке никто не вышел — все поехали дальше.

И стал он... ну — цвета твоих джинсов!

— Нет уж — лучше твоих!

— Я там немножко накузьмил — извини.

— Но водка же — прозрачная, и стаканы — прозрачные! Никто и не увидит, что мы пьем!

— Когда будешь?

— ...Видимо, к вечеру.

— Значит — видимо или невидимо, но к вечеру будешь?

Что я сам говорю — еще частично понимаю, но что он — абсолютно нет.

Поехал в Москву — набраться ума, но все почему-то набились в мой номер и чего-то ждали от меня.

— Полбилета, пожалуйста.

— Нет, ты не будешь есть икру! — Нет, буду!— сам с собой подрался у холодильника.

— Кони-пони, эй!

Задание на день: спеть две-три песни... Сделано!

— Не понимаю, но одобряю.

— А я тебя потеряла!

— И правильно сделала.

— Да, отличная у тебя рубашка!

— Так что — подарить?.. Или тебе больше нравится быть несчастным?

Нет ключа. Ча-ча-ча!

Алка Голицына.

— Ну все — с десяти до одиннадцати я тебя жадно жду!

Ну, если дать ему машинку из чистого золота — тогда, может, и напечатает пару строк.

— Ну ты меня знаешь — что-то такое остроумное я им сказал!

— Это я вам говорю, как человек с двумя высшими образованиями человеку с одним.

— Вот, принес вам корку хлеба — запишите там у себя в мемуарах.

— Да, скучновато у вас в трамвае!

Выходя дал вагоновожатому пять рублей.

В ужасе отшатнулся от моего отражения в будке... А-а... Это не отражение. Стекла в будке нет.

В зависимости от того, за кого теперь выйдет замуж его жена, прошлая жизнь будет казаться или удачной, или неудачной.

Глаза не разбегаются, а наоборот — сбегаются!

— Ладно, — сказал дежурный ГАИ. — Руку мою положишь — отпущу!

Во — зуб даю, золотой!

Дед, а дед! Тет-а-тет?

Хор пел, удивленно пожимая плечами.

Рыл картошку — и заблудился в земле.

— А если не признает, что я хороший человек, я так ему будку начищу — век не забудет!

Въехали в улицу между домами, стало темно.

— Скажи там: приехал с Севера, жить негде, денег ни копейки — может, кто заинтересуется?

Единственное, что огорчает... забыл, что.

Отдавая долг, строго упрекал меня в чревоугодничестве и щегольстве.

Клубы выхлопного газа с клубами метели.

— Я чувствую себя прекрасно!

— Да? Но, может быть, в этом прекрасном есть какие-то оттенки — более прекрасно, менее прекрасно?

— Нет!

Имеется одна ма-а-а-а-а-аленькая промашка.

— Два «Кофе по-вахтерски»!

Так. Про отца пока не рассказывай. С твоим отцом мы окончательно запутаемся.

— Можно вас потрогать?

— ...В смысле?

— В смысле — идет ли дождь?

— Выступает хор пьяниц Усть-Елецкого района!

Визитер-бузотер.

— Ну, все! Чайку — и к станку!

Подошел к длинной очереди, демократично встал вторым.

Номер трамвая был почему-то обведен траурной рамкой. Даже не знаю, ехать ли?

Дал поносить рукава двум друзьям.

Побывал в ста семнадцати странах мира, включая несуществующие.

Футбольная команда «Вахтер» — с кобурами, в кованых сапогах.

«Сталин и Мао кушают нас!»

Оказалось, что в его квартиру надо лезть по какой-то узкой трубе.

Стоя в прихожей на четвереньках, дочитывал газету.

— Ладно, уж если я такой вредный — всем буду давать по 50 копеек.

— Это ужасно, это ужасно... — повторял. Так долго повторял, что забыл: что ужасно-то?

Улица Носильщиков, дом 11.

Портной, хвастливо:

— Да такое только святые носят!

Замерзла в стеклянной будке вместе с цветами — все это стальным тросом стащили во двор.

— Напомните — я вам нахамила или нет?

Довели меня до слез и рукоприкладства.

— Ну что? Отведаем жути?

Академия убожеств.

— Да подожди ты со своими просторами!

Гардеробщик пришел, напевая: «По-кушали! По-кушали!»

Ошибка: Не ту уморил.

К сожалению, не могу с вами драться, потому что слишком шикарно одет.

— Немного белого безмолвия? — предложил официант.

— Да, я избалован, но исключительно самим собой.

— Скажи, только честно: ты к чертовой матери вхож?