Валерий Попов - Чернильный ангел [Повести и рассказы]

Говорила кокетливо: «Но я другому отдана... Причем — тобой!»

Лихой я парень! Под знаменем Фонда Пауэлла, с грантометчицей Втаховой — вперед! «Человек создан для счастья, как птица для помета!» С этими словами метнулся: левой рукой — за градусник, правой — сквозь звонко лопнувшие стекла, ухватился за подоконник в комнате... Ну что, Оча? Нравится окровавленная рука? Отпустил градусник (красный столбик заметно подрос!), полез в комнату сквозь стеклянные сосульки. Сверзился на ковер.

Ну что, Оча, — не ожидал?

Они как раз сидели на ковре скрестив ноги, когда я к ним присоединился. Многовато их, правда, оказалось, все с сизо-бритыми головами, некоторые с бородами. Совершали намаз? Извините. Не пришлось согласовать: слишком кратко ваш Оча изъясняется. Краткость — сестра таланта, но не его мать.

Сидел, зализывая кровь на запястье. Батя, я думаю, мною доволен был бы. Помню, он рассказывал, как во время войны ехал на подножке поезда, лютой зимой, к нам на побывку, с тяжелым рюкзаком муки за спиной — всю ночь провисел. И не просто провисел, а когда, обледенев, стал стучать в дверку вагона, чтобы открыли, вот так же, как примерно сегодня я, стекло разбили изнутри — еле успел увернуться от осколков — и тут же каким-то острым костылем стали в лицо ему тыкать, желая спихнуть с подножки: в тот момент как раз поезд по мосту шел, высоко над рекой. И всю ночь в него этим острым костылем били, а он уворачивался, но так, чтобы поручней не отпустить. И мешок не сбросил! Молодец, батя! В конце концов умудрился костыль тот железный ухватить и завязать его узлом! Вот так вот! Благодаря тому, что он тогда доехал с мукой, и я выжил. Что же — я хуже его?

Здорово, ребята!

Смотрели они на меня, прямо скажем, недружелюбно. Это естественно. Сквозь стекла вваливается окровавленный тип, без предварительной договоренности. Но и на Очу — заметил я — они как-то злобно глядели. Может, он сказал им, что квартира сия куплена и все в порядке? И вдруг — гость из окна. А может, хозяин? Как-то страстно-вопросительно они смотрели на Очу. Хотя, как увидел я (и вежливо поздоровался), и Хасан тут, прежний жилец... он бы мог, казалось, всем объяснить историю появления Очи здесь. Или мне все рассказывать?.. Сейчас — только отдышусь!

Странно, я пригляделся: Хасан тут (давно вроде исчезнувший), а Зегзы, близкого Очиного друга, почему-то нет. Ответственности испугался? Моральной? Или материальной?

Чувствовалось по их молчанию, какому-то серьезному их делу я помешал.

Но и у меня случаются некоторые дела! Улыбаясь, глядел я на них — но ответной улыбки не заработал. Пошел вдруг колотун в дверь.

Извините — открою.

Никто не шелохнулся. Открыл.

Соседка, с милиционером. Это хорошо.

Мильтон, молодой совсем, оглядел собрание.

— Что тут у вас? Кто в окно в квартиру влез?

Общее молчание. И я молчу... Говорил же я Втаховой, что я нехороший!

— Документы!

К счастью, вроде бы не ко мне!

Те стали вынимать какие-то потертые грамоты. Милиционер мельком глянул... Не русские... И не голубые. Но — с документами.

— Ясно. Выходим.

Все стали хмуро подниматься.

— И ты!

Оча как-то обособился от своих, но неудачно.

— Я? — удивленно Оча проговорил.

— Ты, ты!

— Я ни при чем! Это земляки мои зашли... Но я их не знаю.

— Вот и не предавай своих земляков. Собирайся!

— Я их тут подожду, — заупрямился Оча.

— Это как хозяин скажет. — Милиционер посмотрел на меня.

— Нет... лучше не здесь, — сказал я...

Говорил же я Втаховой, что я нехороший.

— Обувайтесь! — усмехнулся мильтон. — А ты собирай манатки! — сказал он Оче. Видно, был уже проинструктирован соседкой.

Стреляя в меня взглядами — мол, не уйдешь, отомстим! — гости вышли.

Оча вслед за ними выволок баул.

Отомстят, не сомневаюсь... Я и сам-то жить не хочу. Но буду. Я лег.

Ночь кошмарно прошла — вся почему-то в стихах... но сил, чтобы собраться и уехать, не было у меня. Зато мозг бушевал, даже во сне.

«Кавказ! Далекая страна! Жилище вольности простой! И ты несчастьями полна и окровавлена войной!»

Господи! Зачем я так хорошо учился в школе — и все это до сих пор помню?

«Оседлал он вороного и в горах, в ночном бою, на кинжал чеченца злого сложит голову свою!»

Проклятая эрудиция!

«Подожди немного, отдохнешь и ты!»... Но в каком смысле? «Он спит последним сном давно, он спит последним сном. Над ним бугор насыпан был, зеленый дерн кругом... и... и... и бледны щеки мертвеца. Как лик его врагов бледнел, когда являлся он!»

Как же, тут уснешь.

«Чу!.. Дальний выстрел! Прожужжала шальная пуля... славный звук!.. шум, говор. Где вторая рота?»

Действительно — где? Выходит, я с классиком почти что сравнялся по ощущениям?

«Что, ранен?.. Ничего, безделка! И завязалась перестрелка. Все офицеры впереди... Верхом помчались на завалы... И пошла резня, и два часа в струях потока бой длился. Резались жестоко, как звери, молча, с грудью грудь, ручей телами запрудили... Как месту этому названье? Он отвечал мне: Валерик, а перевесть на ваш язык — так будет речка смерти»...

Находясь в семье, не мог себе позволить отчаяния, а тут — упивался! Утром я, врезав с помощью соседки другой замок, пошел на вокзал.

— Ты где был? — спросила жена. И это благодарность за подвиги!

— Знаю, ответ мой тебя огорчит своей неоригинальностью. Был дома... у бати! — вовремя уточнил я.

— Ясно! — Ушла, уничтожив взглядом.

Батя, раскорячась, писал за столом. Глянул на меня одним недоуменно вытаращенным глазом... По-моему, даже не понял, что я уезжал... Ладно, потолкуем потом! Пошел в прохладную комнату, стянул свой рваный бешмет...

Осмотрел свое тельце... В происхождение ран все равно никто не поверит! Лег.

С кухни донесся гулкий звук — удар очищенной картофелины о раковину...

И долгая пауза. Это все?

«В полдневный жар в долине Дагестана с свинцом в груди лежал недвижим я»...

— Иди завтракать, — заглянув, сухо сказала жена.

Вот он, удел героя! Я пошел. На стенке у двери был приколот большой разрисованный лист — церковный календарь с картинками и комментариями: мать Битте-Дритте незадолго до смерти подружилась с Богом.

1 июля — святой Федул. Федул, что губы надул? В этот день обычно льет дождь. Федул заглянул — пора серпы точить, к жнитве готовиться.

2 июля — Зосима, покровитель пчел. Пчелы быстро летят к ульям — значит, скоро дождь. Перед засухой — жалят злее. Если сидят на стенках ульев — жди жары.

3 июля — Мефодий, паутинный день. Пауки свисают с веток. Примета: какой день на Мефодия, таким всему лету быть. Мефодий — все лето приводит.

Господи! Так это сегодня как раз! Думал отдохнуть, расслабиться — ан нет! Какой сегодня сделаешь день — таким все лето будет!