Валерий Попов - Грибники ходят с ножами [Повесть и рассказы]

Он решительно подошел к телефону-автомату. Я вздрогнул. Я знал этот аппарат — да и кто его не знал?! Он абсолютно без всякой отдачи глотал монеты, бил током, хриплым голосом пел народные песни... но все терпели... да и как, собственно, по-другому мог вести себя государственный аппарат с тем отребьем, что собиралось здесь! Все естественно. Но у него он сработал вдруг быстро и четко.

— Да, — услыхал я его сочный голос. — Да, это я... Послушайте, я уже, кажется, говорил вам, — в голосе его закипало раздражение, — никаких черных “волг”... пришлите обыкновенный микроавтобус. Надеюсь, больше этого не придется повторять?! Да, угол Невского и Литейного!

Он брякнул трубкой. Аппарат сконфуженно крякнул. Вот это да!

Мы вышли на улицу.

— Мартын! — Он протянул мне руку. Я удивился... впрочем, люди с обыкновенными именами сюда и не заходили.

Мы ждали буквально минуту — со скрипом притормозил микроавтобус, и Мартын уселся с весьма недовольной гримасой... долго ждали?! Видать, он действительно где-то что-то значил, но где?

— Куда едем-то? — взволнованно проговорил я.

— Не бойтесь — вас не обманут! — проговорил Мартын.

— Но можно хоть домой заехать — кой-чего взять?

Я заехал домой, что-то наплел матери, схватил машинку, кое-что из белья.

Пока ехали по улицам, я был сравнительно спокоен, но вот свернули на проселок... куда? Я вскочил, ударясь об мягкую обивку, сел... нет, ясно, что жизнь моя должна была в конце концов измениться — но как?

Один раз она уже изменилась, когда, закончив Электротехнический по специальности “Штепселя” и узнав, что штепселя бывают весом до ста тысяч тонн, я резко ушел из этого дела, порвав с электричеством и заодно с другими видами материи — кроме духовной.

Сейчас вроде снова забрезжил какой-то поворот... поворот... еще поворот. Местность пошла странная, изрезанная оврагами... вот на пригорке открылся величественный монастырь. Лицо Мартына посветлело... Так вот оно что! В монахи? Вот что означала его бородка! Он из них. Ну нет — я еще не пресытился жизненными благами, как какой-нибудь князь Касатский.

— Притормози, шеф! — Я тронул шофера за плечо, но он (тоже оказавшись с бородкой!) абсолютно не среагировал.

Но у него, надо признать, была сейчас другая забота: он с трудом пролагал путь среди совершенно обезумевшей толпы — поднятые кулаки, горящие взгляды... куда я попал?! Вот какой-то изможденный размашисто перекрестил наш автобус — но вовсе не благословляя, а как бы проклиная его: изыди, сатана! В некоторых высоко задранных над толпой руках я увидал иконы, светлые лики... Верующие!.. А чего, спрашивается, бушуют? Тоже хотят в монастырь, как мы? Но там же, видимо, количество мест ограничено, не всем же можно? Кроме того, в толпе было немало женщин — эти уж совсем не годятся для мужского монастыря! Я вдруг почувствовал себя несколько даже надменно... не всем, к сожалению, все доступно — что ж делать? Примерно такое же выражение я увидел и у Мартына.

Бурно сигналя, наш “рафик” пробился наконец к величественным монастырским воротам... водитель забарабанил по гудку, высочайшие эти ворота разъехались... и в их растворе я увидел офицера. Э, да это не монастырь! Тюряга! За что? За то, что не работаю? Но я же работаю, мысленно!.. Я в отчаянии вскочил — но Мартын придавил меня к сиденью: “Спокойно! Спокойно!”

Вертя туда-сюда головой, я вдруг увидел на правой створке ворот доску с надписью “Методический кабинет по делам верующих”. Ах, вот оно что!.. Ворота со скрипом стали затворяться за нами... странно, конечно, если вдуматься: сами верующие там, а кабинет по их делам здесь, за стеной... Но вдумываться не хотелось!

Ворота наконец-то закрылись окончательно, и весь тот гвалт, напор исчезли.

Наступили — тишина, благолепие! Стало даже слышно, как поют птички.

Я с интересом оглядывал территорию: мраморный, явно новый, фонтан, изумрудная ровная травка, коричнево-дымчатые фонари... все признаки скромной роскоши, как бы говорившей: а что такого? Все советские люди живут так! Я знал уже, где такая обстановка — в коридорах власти... но это был не коридор, а как бы пансионат.

Все оказалось не так страшно, как казалось... и офицер оказался не настоящим — в старом потертом кителе без погон, в драном галифе... он подошел к остановившемуся “рафику” и уставился внутрь его слезящимся взглядом. Мы стали выходить. Он молча уставился на меня...

— Это мой помощник! — небрежно кивнул в мою сторону Мартын.

Вот как? Я его помощник? А он кто?!

Именно это, как ни странно, прочиталось и в недовольном взгляде охранника: “Вот как? Он твой помощник? А ты кто?!”

Но Мартын уже величественно удалялся вглубь территории, оставив меня на произвол судьбы, но тут, к счастью, подошла скрюченная старуха-ключница, брякая связкой, ткнула старика в бок, добродушно ворча:

— Хватит тебе тут храбрость-то свою показывать, ты лучше в котельную иди — там у тебя еле теплится!

Сварливо ворча, тот ушел... Известно, что в любом заведении, от самого реакционного, до самого передового, будь это Институт ядерной физики или университет, обязательно есть такая вот добродушно-ворчливая Пахомовна и такой вот сварливо-добродушный Петрович — без них почему-то не обойтись.

— Пойдем, что ли, горемышный! — вздохнув, обратилась она ко мне.

“Что значит “горемышный”?” — внутренне вздыбился я.

Шаркая по каменным плитам, Пахомовна вела меня по сводчатым галереям, как и положено, сварливо-добродушно ворча. Вот она отомкнула келью... я вошел. Сперва я приглядывался в полутьме, а потом аж ахнул: вот так келья! Метраж ее, может, и смиренно-убогий по тем временам, сейчас казался роскошным; стены были отделаны пупырчато-белым накатом, как в зарубежных фильмах, стол, стулья и кровать были некрашеные, деревянные... но сколько стоила эта обманчивая простота!

Я толкнул дверь в боковой стене, сами собой замигали лампы дневного света и осветился нежно-фиолетовый кафель, торжественно черные раковина и унитаз — не иначе как финские или шведские!

Я вспомнил вдруг, как мой приятель по кафе, товарищ по литературному безделью, с упоением вынашивал замысел сатирического фильма “Черные унитазы”.

На базу поступают черные унитазы. Вся городская элита приходит в волнение — заслуженные артисты тут же начинают доказывать всем подряд свою заслуженность, ученые достают справки, где перечисляются их огромные заслуги, энергичные торговцы везут на базу бриллианты и цветы. Это продолжается два дня (подробный показ всех лиц!), а на третий все заканчивается обыденно и просто: вереницей подъезжают черные “волги”, из них выходят неприметные, но уверенные люди, выносят с базы черные унитазы и медленно уезжают... Неожиданно я воочию увидел финал этого так и не начатого фильма. Вот где они, горделиво-черные!