Валерий Попов - Нас ждут

Бублик. Сначала он целый, а потом его режут на части. Здесь же наоборот: части сваривали в целый бублик.

Другие сварщики ползали по водоводам, спускающимся огромными полыми колоннами сверху вниз; некоторые были собраны ещё не до конца — сварщики ползали не только снаружи гигантских труб, но и внутри. Одно колено трубы, самой крайней, летело ещё, подвешенное на тросе, — люди в касках ловили его, прилаживали на место.

В одном месте работа кипела, в других местах — люди вроде бы двигались не так торопливо. Кое-где краны вообще стояли неподвижно. Сначала я было возмутился, но потом подумал: наверное, только абсолютно ненормальный человек может требовать, чтобы все инструменты в оркестре играли бы непрерывно и с одинаковой силой. Наверное, так и надо, чтобы работали только те инструменты, которые сейчас нужны.

Я стоял на обрыве довольно долго, потом стал приглядываться: смогу ли я спуститься по склону вниз, к людям? Когда я только наступал на склон, сразу же из-под моей ноги начинали катиться вниз камни; они увлекали за собой следующие; начинался обвал, который, правда, вскоре заканчивался, утыкаясь в железные сетки, закреплённые по всему склону.

Ну ясно, это было вполне понятно. Кому особенно приятно, когда на него сверху прыгают огромные камни?

Осторожно, от сетки к сетке, я начал спускаться вниз. Иногда, задев ногой камень, я застывал: не покатились бы следующие! Выждав, когда этот камень благополучно «затихал», я снова продолжал спускаться.

Вспомнив о тоннеле, я глянул наверх: полуприкрытый воротами, он темнел в скале, как вход в глубины вселенной.

Я вдруг подумал: «Как же там оказалась машина? Неужели она карабкалась по склону, по которому я сейчас спускаюсь?» Странная всё-таки то была машина, и непонятно, как она оказалась в тоннеле!

Хватаясь руками за скалу, я видел на ней ровные сколотые площадки; скала, видимо, не была такой, её долго скалывали разными инструментами, сдвигали для того, чтобы здесь могла разместиться плотина с её хитрыми устройствами и агрегатами.

Иногда нога у меня срывалась, я висел над обрывом на десяти пальцах и одной ноге, нащупывая второй ногой, куда бы можно было её приспособить. Думаю, если бы мой папа увидел меня сейчас, он бы не упрекнул меня в вялости: тут уж приходилось дёргаться как акробату на ниточке, тут уже было не до лени.

Время от времени я оглядывался вниз через плечо: долго ли мне ещё так спускаться?

Наконец я оказался на плотине, уселся на какие-то деревянные козлы, сидел, тяжело дыша.

Отсюда, с плотины, картина была особенно страшной: вода стояла почти на уровне края, и от того, что она была тёмная и клокочущая, казалось, что она ещё выше.

На другую сторону плотины вода пробивалась еле-еле через три специальные узкие щели в плотине и уносилась по дну ущелья; всю остальную воду, всю мощь сдерживала, до поры до времени, плотина.

Она была выгнута подковой в сторону напора, а краями упиралась в скалы по берегам. Я сначала подумал, что это сделано для красоты, но потом вдруг вспомнил: когда я дежурю и сдерживаю на перемене рвущихся в класс ребят, я упираюсь руками в края двери, а спину выгибаю навстречу им: так легче держать. И так сделана плотина. Я только удивился, откуда инженеры узнали про моё изобретение: ведь я никому вроде бы о нём не рассказывал.

Но плотина стояла именно так: словно бы подставив выгнутую, напряжённую спину под напор и упираясь «руками» в скалы.

Умно, умно! Одобряю!

Плотина словно бы закрывала спиной ту жизнь, которая шла внизу, — подъезжали машины, сварщики заканчивали сваривать оборудование, на дне пропасти готовились к приёму этой бешеной, истосковавшейся по движению воды.

Я сидел, оглядывая панораму, открывающуюся передо мной. За плотиной река текла дальше, хотя только небольшая её часть пропускалась сквозь специальные щели вниз; однако и с этой стороны она казалась широкой и мощной, поднимала огромные сверкающие столбы водяной пыли, в которых иногда можно заметить радугу.

Эти водяные столбы время от времени разбивались порывами ветра, и до моего разгорячённого лица долетали ледяные брызги.

Дальше, на узких площадках, выбитых в скалах на берегу, стояли казавшиеся крохотными отсюда строения: бетонный завод, от которого шли к плотине машины с бетоном; высокий стеклянный цех «Гидромонтажа» (его я узнал); дальше стояли в четыре ряда длинные железнодорожные платформы, нагруженные щебнем, механизмами, брёвнами. И закрывалась вся эта картина ажурным железнодорожным мостом, висящим над водой, и высокими снежными вершинами, переходящими в облака.

Я долго смотрел на это: такой величественной картины я, наверное, в своей жизни ещё не видал.

Потом вдруг стало темно, я быстро посмотрел вверх: тяжёлая железная бадья с номером «2» пролетела над моей головой, чуть раскачиваясь, пошла к самому низкому участку. Спотыкаясь, я тоже побежал туда, может быть, моя помощь пригодится в такой-то напряжённый момент?

Вода, поднимаясь от ветра высокими волнами, перехлёстывала через деревянные щиты; строители, стоящие там, уже с ног до головы были мокрые.

Я подбежал к ним как раз в тот момент, когда они, изловив летящую бадью, открыли в ней затвор и серый жидкий бетон, шурша гравием, высыпался на широкую светлую лужу, которая занимала уже почти всю площадку, отражала небо, рябилась порывами ветра, — и вот под горою бетона эта лужа исчезла.

— Вот так вот! Только мокрое место осталось! — сказал один строитель другому.

Вода острыми фонтанчиками прыскала через щели в деревянных щитах.

— Смотрите — вода! — закричал я, показывая туда.

Один из строителей пошёл туда, сняв рукавицу, поймал горсть этой злой, остро, с напором бьющей воды, поднёс ко рту, отхлебнул:

— Да нет! Пиво это! — проговорил строитель, и все остальные захохотали.

Меня тоже вдруг охватило веселье! Вот это люди!

Вода в любую минуту может прорваться сюда, затопить, потащить — и это будет пострашнее, чем наводнение в Ленинграде, — а они спокойно и даже вроде неторопливо работают да ещё зубоскалят! Потрясающие ребята!

На площадку, раскачиваясь, влетела следующая бадья — все бросились к ней, подвели к стенке, откуда хлестал фонтанчик, и засыпали этот фонтанчик горой бетона.

— Вот так вот! — весело проговорил небритый бетонщик. — Фонтаны пускай в Петергофе бьют или где-нибудь ещё, а нам в данную минуту они ни к чему!

«Быстрее, быстрее надо!» — подумал я.

— Не успеваем! — проговорил пожилой. — Петухова надо сюда!

— А кто будет стропить бадьи? — спросил бородатый.

— А мы вот парнишку туда пошлём! Соображаешь чего-нибудь в нашем деле?

— Соображаю! — ответил я.

— Стропить сможешь?

— Смотря что, — проговорил я, разволновавшись.