Валерий Попов - Нас ждут

— Ну как что? — проговорил пожилой. — Бадьи! Видишь, машины бетон нам подвозят по эстакаде? Так вот, подманиваешь БелАЗ — машины эти так называются, самые мощные сейчас, — подманиваешь этот БелАЗ к бадье, которая свободная сейчас на эстакаде лежит, БелАЗ ссыпает в неё бетон, ты цепляешь бадью крюком с крана и сигналишь крановщику: «Вира! Поднимай! Вот так!» — Он показал поднятыми руками сигнал. — А Петухову скажи, чтобы мчался сюда. Скажи, без него тут вода быстрее поднимается, чем бетон. Ну, понял свою задачу? Иди воюй! — Он снял с себя поцарапанную каску, надел мне. — Петухова видишь?

Я кивнул. Красная каска Петухова казалась отсюда головкою булавки, воткнутой в эстакаду.

Я сначала медленно, держась за перила, потом всё быстрее пошёл по дребезжащим железным лесенкам, гармошкой спускающимся вниз. Я всё старался вспомнить, где я мог, и вовсе не так уж давно, тоже спускаться по таким вот брякающим железным лесенкам, переходящим одну в другую. И вспомнил: недавно с папой мы поднимались на Исаакиевский собор и потом опускались с него по таким же железным лесенкам, — иногда они шли внутри здания, иногда вдоль стены, на открытом воздухе, и тогда тоже было видно далеко, но не так далеко, как сейчас.

Лесенка не была непрерывной, иногда мне приходилось долго искать продолжение её, блуждая по очередному широкому уступу плотины; наконец за какой-нибудь лебёдкой или деревянным вагончиком, в который люди заходили иногда, чтобы согреться, я видел железные ступеньки, уходящие вниз.

На всех уровнях плотины кипела работа: слепила яркая, с фиолетовым отливом сварка, опускались высокие бадьи, в третьем месте люди только ещё сколачивали огромные деревянные коробки, похожие на хоккейные, чтобы потом забить в них бетон.

Плотина оказалась вовсе не такой гладкой, сплошной, какой я увидел её на схеме в управлении; у неё оказалась хитрая, разнообразная «начинка», посложнее, чем в том трёхслойном пироге, который бабушка пекла на мой день рождения. Наконец я спустился на эстакаду. Огромные БелАЗы с рёвом шли на меня — только успевай поворачиваться. Колесо БелАЗа выше взрослого человека, а издалека БелАЗ походил на страшное чудовище, к тому же одноглазое: маленькая стеклянная кабинка смещена вбок и кажется глазом.

— Скажите, вы — Петухов? — прокричал я.

Вблизи струи воды, пропускаемой сквозь плотину, оказались мощными, гулко ревущими, выкидывающими протуберанцы выше плотины. Голос мой был едва слышен.

— Ну чего тебе? — прокричал Петухов, стирая с лица то ли пот, то ли брызги воды.

— Вам наверх велели идти — там вода поднимается очень быстро!

— А здесь кто?

— Здесь я.

— Чего делать-то, знаешь?

Я кивнул. Тем не менее он на некоторое время ещё оставался у меня за спиной, смотрел, как я подманил, пятясь, БелАЗ к бадье, которая лежала на эстакаде с разинутой пастью, словно гигантский железный птенец. Кузов БелАЗа поднялся, шурша гравием — бетон съехал в пасть бадьи. БелАЗ отъехал. Как раз в это время из поднебесья кран спустил на тросе опорожнённую бадью с номером «2». Бадья улеглась на эстакаде, разинув пасть. Я отцепил от неё крюк, заляпанный бетоном, подтянул его к бадье с номером «1», наполненной из БелАЗа, и, подняв руки, просигналил крановщику; бадья номер «1» поднялась с эстакады, захлопнула пасть, полетела наверх, к моим ребятам.

Петухов хлопнул меня по плечу, натянул мне на ладони брезентовые рукавицы, вложил маленький изогнутый ломик.

— Бадью будешь чистить, когда много налипнет! — прокричал он мне на ухо и помчался к первой лесенке, ведущей наверх.

Надо мной уже с рёвом, пятясь кузовом вперёд, нависал следующий БелАЗ. Я, пятясь от него, подманил его к бадье с номером «2», лежащей с разинутой пастью на эстакаде. Бетон с грохотом ссыпался в бадью. Вскоре упала с лязгом на эстакаду опорожнённая бадья номер «1». Я отцепил от неё крюк, перецепил его на наполненную бадью «2», просигналил — бадья унеслась.

Громко сигналил уже следующий БелАз, я наполнил из него бадью «1». Упоение и азарт охватили меня, я нетерпеливо посматривал наверх: когда же спустится крюк, чтобы можно было направить наверх очередную порцию.

Несколько брызг упало на разгорячённое моё лицо. Сначала я решил, что это долетают брызги с водопада, но потом увидел, что ровные фонтанчики прыгают по всей эстакаде. Пошёл дождь! С отчаянием я посмотрел наверх — ведь при дожде вода за плотиной будет подниматься ещё быстрее!

Я вспомнил вдруг, кто-то рассказывал в школе, легенду про голландского мальчика, который заткнул пальцем дырку в плотине и спас этим самым родные земли.

Тут, к сожалению, пальца было бы недостаточно, чтобы заткнуть отверстие: тут подъезжали БелАЗы один за другим, я отправлял содержимое их огромных кузовов наверх, к прорывающейся воде, а крановщик не останавливался, кидал опорожнённые бадьи на помост передо мной: «Наполняй!»

И я наполнял: почистил ломиком изнутри бадью «3», чтобы отколоть присохшие куски бетона, подманил следующий

БелАЗ, опрокинул движением руки гору бетона из его кузова в бадью, просигналил поднятыми руками — бадья ушла вверх.

Я метался от одной бадьи к другой, разгружал БелАЗы, отправлял бадьи наверх. Фонтанчики дождя прыгали по помосту, капли текли по губам. Я слизывал их и поэтому пить не хотелось, хотя было, вообще-то, очень жарко.

Не знаю, сколько времени это продолжалось. Помню только такой момент: я наполнил из БелАЗа очередную бадью, как сейчас помню, под номером «1», посмотрел наверх, на стеклянную кабину крана, как бы несущуюся в облаках, и увидел, что крановщик стоит и держит скрещенные руки перед собой. Я долго смотрел на него с недоумением. Огромная стрела крана застыла и больше не двигалась. «Как же так? Ведь надо срочно подавать бетон!» И тут я вдруг понял: скрещенные его руки обозначают: «Стоп! Больше не надо!»

Я со звоном бросил ломик на эстакаду, по дребезжащим железным лесенкам помчался наверх, запыхавшись, тяжело дыша, взбежал наверх — дыры больше не было; «зуб» был вставлен; участок этот поднялся вровень с другими; бетонщики, покачиваясь от усталости, стояли на самом краю; вода лезла вверх, но недоставала, старалась дотянуться серым разветвлённым языком, но недоставала, старалась докинуть до них измочаленным голым бревном, но не добрасывала.

— Всё! Проект! — увидев меня, крикнул небритый бетонщик и топнул по бетону ногой.

Я бросился к ним, но споткнулся о шланг, который вился чёрной змеёй через площадку. Я упал на одно колено, вскочил, потёр ладошкой поверхность — не осталось ли вмятины — и побежал вперёд, к моим новым друзьям.

— Молодец, пацан! — улыбаясь, сказал пожилой строитель небритому. — Настоящий бетонщик — не себя щупает, а бетон!