Белла Улановская - Одинокое письмо

В трубу бетонного колодца
Лягушек бедного народца
Я наблюдаю водный быт.
Там все имеют бледный вид.
К отвесной и осклизлой стенке
Приклеен плотно, как в застенке,
Непримиримый молодняк.
Преодолеть нельзя никак
Ни в бок, ни вверх сию криницу —
Как бы уехать за границу, —
А в середине смрад и мрак.
Внушают мысль об «Аде» Данта:
Вот мрачный труд комедианта —
Несчастный ухватил сучок,
С земли оброненный нарочно, —
Сучок вертится, как волчок.
Туда забраться невозможно.

Другой невольный удалец
В колготах узких, как пловец,
В воде бытует вертикально,
Отставив ножку танцевально,
И ждет, когда придет конец.

От помощи моей снаружи
Беднягам стало только хуже —
Спустив им целое бревно,
Я всех спровадила на дно.
Но, к счастью, — дело на поправку:
Одна цепляется за травку,
Другой — за листик, тот — за прут,
Еще боясь, что «заберут».
Но, развратясь уже комфортом,
Плывут на щепке с видом гордым.

Из недр высунулось рыло:
Китообразное страшило,
Премьер-министр, отец реформ.
Пошли припрыжки и прискочки,
Как будто в их дремучей бочке
Внезапно разыгрался шторм.

Смотрю, грозя туда свалиться,
Как вся параша веселится.
Вот хорошо и нам и вам!
Заматеревшие подонки
Снуют в кругу своей «бетонки»,
Ладошки вытянув по швам.

В чертах моей судьбы, натуры
И в начертании пера
Влиянье есть архитектуры
Святого города Петра.
Я этот город воплотила
Путем рожденья своего,
Я этот город проходила
И проходила сквозь него.

Вот у Никольского собора
Еще с иголочки нова
Я вижу золото декора
И угол дома Бенуа.

Потом я помню Эрмитаж,
Его этаж полуподвальный
И детский садик тот реальный,
Как будто это был мираж.

В его саду фонтан овальный
Мы обегали много раз,
Играя в «гори-гори ясно»,
И под малиново-атласно
Укладывались в тихий час. <...>

А в сорок пятом в пятый класс
Пошла учить английский яз.
В тот самый дом, где «как живые
Стоят два льва сторожевые»,
А в окна классные в упор
Глядит Исакьевский собор <...>
Колонны в темном вестибюле,
Зимой собачьи холода,
Во все углы норд-весты дули
И не стихали никогда.
Но рано или поздно сроки
К концу приходят, как уроки,
Какой бы ни были длины.
И мы вольны! И мы вольны!
Гуд-бай, гранитные шеренги!
Прощайте, мраморные львы!

Есть зданье странное Кваренги,
Стоящее в углу Невы.
Как я заметила впервые,
Все зданья были угловые,
Где я по должности была
Или когда-нибудь жила <...>
Итак, училась я в Инязе —
Есть в жизни тайное звено.
Зачем бы мне из грязи — в князи?
А все — трофейное кино.
Азарт прекрасного порыва,
А главное, сказать красиво.
Неповторимых этих фраз
Был у меня большой запас.
Такою я была позеркой,
Так нравилась себе тогда!
Через полгорода «пятеркой»
Трамвая ехала туда.
Друг против друга были лавки,
Пятиалтынный был билет,
И, помню, в черной камилавке
Там отражался мой портрет
С такой застенчивостью дикой,
Что рисковала прикусить
Язык свой собственный — заикой, —
А не чужой произносить:
Как «эе» открытое, к примеру,
Меня заставить бы не мог
Сам Ричард III иль Ромео,
Не то что русский педагог!
Так «пятым» номером трамвая
Плелась от края и до края
Всех мимо знаменитых мест —
До института «для невест».
А институт для «благородных
Девиц» был чернью населен.
Напротив — Дел Богоугодных
Располагался пансион,
Или, короче, — Богадельня.
Стоишь, бывало, у окна
И видишь: жизнь у нас раздельна,
Но смерть у всех у нас одна.
Три заведенья образцовых
Среди развесистых дерев:
Для благородных, для Христовых
И Институт для Старых Дев.
Был Смольный монастырь окрашен,
Густою синью засинен,
И кажется теперь мне страшен.
Я агитировала в нем
Каких-то граждан нереальных
В квартирах густо-коммунальных,
Где дружный был «единоглас»
И с громким ревом унитаз.
До пола окна, вроде зала
В какой-то той, другой стране.
Там я экзамены сдавала,
И Бодуэн де Куртенэ
Попался мне. Его «фонема».
И я ответила отменно.
Спроси, зачем? Какой-то бред!
Там бился с Папой в споре яром
Фома Бекет через Ламанш,
И Сталин препирался с Марром,
Что и совсем «язык сломашь».