Борис Дышленко - Малые Шведки и мимолетные упоминания о иных мирах и окрестностях

Боря Бычков как разведчик лучше всех исчезал, но ему одному скучно было — стал исчезать с Пингвином. Он, Бычков, был дважды контуженный, но героем так и не стал — ножом наградили. Его потом господин Шуазель за большие деньги откупил, но с тех пор Боря так и ходил контуженный. Все ходил и ходил, и все контуженный. Идет от забора к забору и матерится.

— Если б не господин, — говорит, — Шуазель… — а дальше уже только матерное.

Усладиному Федору хоть и все равно было, а все-таки пришло в голову убедиться.

«Дай, — думает Федор, — проверю, что и как». Подумал, что если его двое, то и берез в два раза больше должно быть. Слева и справа. Еще подумал и решил, что и кладбища может быть два. Или одно, если двойное. Пошел.

Приходит, а там и правда два кладбища: только одно мужское, другое женское — совсем запутался. А берез — вообще сбился считать. Только Федора этим не испугаешь.

— Эх, где наша не пропадала, — говорит.

Пошел с бугра.

— Что, Федор, споем? — говорит. — Знаешь песню?

А Федор говорит:

— Знаю, споем.

И он:

— Ори ведер чирома...

А тот:

— Гудбай ори вуар…

Если б кто снаружи увидел, подумал, что один на два Федора поет, а послушать, так два Федора и есть. Ну идет Ванька по деревне, вся рубаха в петухах.

Петлюра, как ему Дурак Сметана книжку подарил, все во времянке сидит, пытается эту книжку освоить. С Бодлером-то ему, конечно, все ясно было: про цветы, про падаль тоже — ну там нос зажмет и читает, а с этим совсем другое дело: непонятно. Но он, Петлюра, упорный был, тем более не хотел из времянки выходить, стеснялся.

Потому что вся деревня смотрит и ждет, чем это дело закончится, всем интересно.

Тетка Услада стесняется, а Петлюра и подавно стесняется, как встретятся, оба стесняются, хоть между ними и нет ничего, а Федор вроде и не в этом мире живет.

Все шведки, конечно, понимают, в чем дело, сочувствуют, а Федора тоже жалко.

Напоследок Сметана из района вернулся, говорит, Новожилов говорит, что деревня бесхозная, надо представителя выбирать. Собрались все, выбирают. Дурак в сторонке стоит. А тут Хлопуша слова попросил, он, конечно, к еврею.

— Ты еврей, ты хитрый, — говорит. — Если с кем договориться, то лучше тебя не найти.

— Нет, — сказал еврей, — не пойду. Я еврей, а деревня в некотором роде вроде как шведская. Как бы окно в Европу. Почему, скажут, у вас еврей верховодит? К тому же у меня денег много — скажут: мало ему.

Он умный, понимает, что лучше не высовываться.

— Я пойду, — согласился Сосатель. — У меня высшее образование: осушать можно. А денег у меня мало, так что лишние не повредят.

Все зашикали: никто особо его не любил.

— Сиди дома, — Телка ему говорит. — Чего здесь осушать? — они с Телкой уже вроде как вместе.

Пингвин тоже не прошел: сильно деньги любит. Никого, конечно, не зарежет, как говорил, но если кто захочет подкупить, так пожалуйста. Выбрали Хлопушу — у него все силы в голове. Отчет в район Новожилову послали, а сами живут, как и раньше жили.

В отличие от Больших Шведок Малые так закрыть и не удалось — начальство сменилось. Так что Малые Шведки по-прежнему процветают и население не уменьшилось.

Сосатель с Телкой, как у них в Питере не вышло, после этого поженились. Живут в Телкином доме, дырки вертят. Все у них получается.

Ворошиловский Стрелок в свою деревню ушел. Иногда, правда, наведывается.

Еврей посмотрел-посмотрел и уехал на поиски счастья на историческую родину — там теперь дорогу строит. Начальству, что ли, поперек дороги встал, в общем, там он, в Биробиджане.

Дурак Сметана, как я уже говорил, назад разбогател. Живет себе, в ус не дует.

Сестра Ожурдихина получила медаль «За доблестный труд», так что с нее все подозрения сняли.

Боря Бычков, закапав глазных капель в нос, высидел в разведке ухом два утиных яйца и вынужден был идти к господину Шуазелю на полный пансион.

А Федор, Усладин муж, — с тем, правда, сложнее. У него болезнь раздвоения личности так развилась, что их в самый раз трое стало. Он после этого еще какое-то время пожил и умер. Вот так все удачно получилось.