Борис Дышленко - Людмила

— Нормально, — ответила обезьяна. — На рубль — два.

— Заглядывайте, — сказала мне рыжая дама.

Я спустился по лестнице, вышел на яркий проспект, постоял секунду, соображая, на чем мне ехать, и направился к остановке трамвая.

По длинной, грохочущей всеми видами транспорта улице во всей перспективе не просматривалось ни деревца, но на тротуарах у стен и вдоль трамвайных рельсов белел пока еще редкий тополиный пух, вероятно, из углового скверика неподалеку. Я прошел мимо широкого проезда, где в глубине двора стояло несколько милицейских машин, и вошел в подъезд пятиэтажного кирпичного здания. Внутри смешанный, трудноопределимый запах присутственного места почти сводил на нет духоту, но это только так показалось, потому что, когда я, преодолев сложную путаницу лестниц и переходов, добрался до четвертого этажа, моя рубашка по всей поверхности прилипла к спине.

На мой стук никто не ответил. Я нажал разболтанную ручку и вошел в пустой кабинет. Я сел на жесткий учрежденческий стул и, держась рукой за сердце, оглядел скучную обстановку кабинета. По ту сторону канцелярского стола, под пыльным остекленным портретом прямая, высокая, обрамленная деревом неизвестной породы дерматиновая спинка неудобного кресла — на черном дерматине длинная, косая прореха. Почти такая же царапина пересекала прямоугольный кусок выгоревшего неба в открытом окне — где-то набирал высоту реактивный самолет. Еще один жесткий стул стоял у стола напротив моего. В углу запирающийся на ключ железный сейф (просто ящик), крашенный коричневой половой краской — следы кисти пытались подражать деревянной текстуре. Эта уловка меня особенно раздражала. Я закурил и стал смотреть в то окно, где не было следа реактивного самолета.

Я не знал, зачем следователь пригласил меня. На допросе я рассказал ему все, что имело отношение к делу, отрицал только существование ножа и то потому, что не рассказал о нем сразу, не желая загромождать рассказ о нападении лишними деталями. Все остальное, предшествовавшее обнаружению трупа, не имело отношения к делу. Я подумал, что, вероятно, экспертиза подтвердила мое предположение, и у следователя в связи с этим появились какие-нибудь дополнительные вопросы, а может быть, кто-нибудь видел светло-серого или другого, выбегающего из подъезда и следователь хочет описать мне его. Во всяком случае, мне нечего было бояться и нечего скрывать.

Следователь поспешно вошел в кабинет с серой коленкоровой папкой в руке.

— Я заставил вас ждать, извините.

Я кивнул. Следователь положил папку на стол и сел, но не в кресло, а на стул напротив меня.

— Угостите сигаретой, — сказал он, порывшись у себя в карманах.

Я протянул ему пачку. Следователь кивком головы одобрил мою «Шипку», прикурил от моей спички. Он откинулся на спинку стула, выпустил голубоватое облачко. Оно медленно растворилось в неподвижном воздухе кабинета.

— Ну, как провели вчерашний день? — спросил он. — Что новенького?

Я пожал плечами. Из вопроса следователя было ясно, что он не верит в мою непричастность к случившемуся.

— Я думал, у вас что-нибудь новенькое, — сказал я. — Я-то здесь всего лишь случайный свидетель.

— Меня все-таки не оставляют сомнения насчет ножа, — сказал следователь. — Вы уж извините. Если этот человек хотел вас убить, то почему? Может быть, потому, что вы могли его опознать?

Мне тоже было интересно, почему этот тип напал на меня, но логика следователя слегка меня озадачила. Я сказал ему, что все его рассуждения всего лишь цепь предположений и первое, это то, что был нож. В принципе, эта деталь не имела существенного значения: был нож, не было ножа — какая разница, — но теперь признаваться в этом было уже поздно, потому что после такого признания следователь стал бы более настойчив, да и мне после этого ожидать от него откровенности не приходилось.

— Зачем нападать без оружия? — продолжал рассуждать следователь. — Чтобы засветиться? Ведь у него была возможность просто прыгнуть в лифт, пока его не успели увидеть. Нажал кнопку — и был таков. Зачем?

Я — сам так не думая — сказал, что это мог быть какой-нибудь сумасшедший наркоман, который был в шоке от внезапной смерти приятеля и, может быть, услышав мои шаги, впал в панику, испугавшись, как бы его не обвинили в убийстве, особенно, если это он сделал укол. Впрочем, и тогда я не понимаю, отчего он не воспользовался лифтом.

— Значит, вы ему в чем-то помешали, — сказал следователь. — Интересно, в чем?

Он выпустил еще одно облачко дыма, которое снова повисло в воздухе, прежде чем раствориться. Следователь вопросительно смотрел на меня, молчал, может быть, ждал моего ответа. Наконец, не дождавшись, спросил:

— Не догадываетесь?

— Чтобы забрать шприц, — сказал я.

— Почему вы так решили? — спросил следователь.

— Но ведь он его забрал, — улыбнулся я.

Следователь тоже улыбнулся, выпустил дым, задумался. Я подумал, что для следователя этот мотив недостаточно убедителен. Он, как и я, должен был понимать, что, нападая на меня, преступник сам наводил следствие на мысль о преднамеренном убийстве наркомана. Без этого нападения следствие могло бы удовлетвориться анализом крови погибшего, но даже в том случае, если бы экспертиза установила повышенную концентрацию в остатках раствора, то и это еще не говорило о предумышленном убийстве — наркоман и сам мог приготовить такой раствор. Правда, тогда возникал вопрос, куда делся флакон, но и флакон можно было оставить. Возможно, это сделало бы версию о несчастном случае еще более убедительной. Значит, это был не флакон.

Видимо, мы со следователем рассуждали примерно одинаково, потому что он сказал, что себе дороже, и спросил, нет ли у меня каких-нибудь предположений. Я пожал плечами. Сказал, что не понимаю, зачем преступнику было так рисковать.

Рассказ следователя подтвердил все, что я по этому поводу думал, только вопрос об ампулах остался невыясненным. В пробе с того места, которое я им указал, то есть на вынутой ими из пола кафельной плитке, что я, вероятно заметил (я кивнул), оказались микроскопические осколки стекла, а кроме того при химическом анализе в смыве были обнаружены молекулы наркотика, того же, что и в крови наркомана.

— Морфий? — спросил я.

— Да. Откуда вы знаете?

— Вы мне сами сказали. В прошлый раз. Он превысил дозу.

— Да, так мы думали.

— Что, оказалось иначе?

Следователь не стал отвечать. Он встал, обошел свой стол, уселся под портретом, положил руки на стол.

— Скажите, — спросил следователь. — Когда вы видели его и того, другого, во дворе, вам ничто не показалось странным в их разговоре?

Я сказал, что со своего места не мог слышать их разговора.