Наталья Галкина - Квартирная развеска

«Слово „хаос“ происходит от греческого „chaos“, „расщелина“».

Особое место в символике представляют собой странствия , путешествия внешние и внутренние. Сошествие во ад, возвращение волхвов из Вифлеема, одинокий всадник в темном лесу, пилигримы, паломники, аргонавты, путник. Зачарованный странник.

Ограда — символический образ сада, места, где укрощаются животные страсти темного леса.

Лабиринт как путь к Богу и лабиринт как путешествие по собственному бессознательному. Л. сохраняет секреты сердца, подчеркивая его молчание и скрытность; извилистый путь добродетели, бегущей от порока».

14 октября был у нас в гостях Николай Александрович Козырев. Два лица: одно — светское, в мелких морщинах (у лагерников с Севера и у полярников-исследователей такие морщины от мороза, солнца и снега, да он и был лагерник с Севера), чуть помятое, с улыбкою, лицо человека, беседующего о дачах, крымской обсерватории, храме Махмуда с разницей между Меккой и Востоком на 21 градус и протчая; другое — морщины разгладились, появился лик, значительный, со светящимся взором, запоминающийся навсегда. 150 километров на лыжах из шарашки в главную контору, когда узнал об освобождении. «Пошел, не мог ждать оказии, иногда думал, что не дойду, молился, ложился на спину, смотрел в небо, ел снег».

«Мне кажется, — сказал он, — что природа блеска солнца и человеческих глаз едина». Мы говорили о символике карт, о влиянии на будущее и прошлое, о Шекспире. Он не любил Толстого, — кроме одной книги: «Война и мир».

Рассказ Светланы. Девочка в Киево-Печерской лавре, в пещерах, отстает от экскурсии, она оказывается в полной тьме, в космическом мраке и безмолвии, кто-то берет ее за локоть, она в страхе, это вышел из пещерной камеры-комнатки схимник, молча взявший из рук ее свечечку и зажегший ее о свою. Она выходит из пещер, рассказывает о своем приключении; схимник? переспрашивает экскурсовод, да там больше десяти лет никто не живет.

Люди с советских скульптур напоминают плохих актеров: они не знают, куда руки девать.

«Недавно с размахом праздновали мое восьмидесятилетие, — сказал Бабчин, — такой юбилей вполне можно приравнять к гражданской панихиде».

Тут возникло некое препятствие, несколько страничек из-за приклееных картинок слиплись, я стала их рассоединять, страничный шорох, — и я поняла, что именно напоминает мне чтение записных книжек: шуршащую комнату из произведения Макса Фриша «Человек появляется в эпоху голоцена». В этой вещи Фриша сошедшая лавина отсекает альпийскую деревушку от цивилизации, дорога под снегом, света нет, не работают телевизор, холодильник и телефон. И главный герой, пожилой человек, берется за книги библиотеки своей (рефрен этой вещи: «Остается только читать»). Поскольку его начинает подводить память, он выписывает сведения, которые не хочет забывать (из истории, биологии, анатомии, астрономии, математики и проч.), и развешивает их на стенах, шкафах и полках комнаты. И мы читаем этот фантастический коллаж. Когда дорогу, наконец, расчищают, к дому в Альпах подъезжает дочь героя, застающая отца в любимом кресле, у него инсульт, она только по глазам его понимает, как он рад ее видеть, а вся комната на легком сквозняке начинает шуршать, трепещут в токе воздуха сведения о роде людском.

Так и мои чтения нынешние: вот листаешь, читаешь, удивляешься забытому лет за тридцать, встречаешься с вымыслами, фактами, цитатами, портретами, образами, и в какое-то неуловимое мгновение складываются в единую картину жизни (только ли твоей?) эти разноцветные, разнофигурные, неевклидовой и евклидовой геометрий, остроугольные, плавных линий, текучие или подобные биологическим объектам (идеально неправильные) пазлы бытия.

Эта старушка, бедно одетая, худощавая, очень аккуратная, не одно лето сидела возле Комаровского пристанционного магазина на завалинке или на деревянном ящике и продавала зелень, мяту, чернику. С королевской щедростью она всегда одаривала моего Алешу мятою, а чернику продавала нам дешевле. Когда я пыталась отдать ей деньги за лишний букет мятный, она наотрез отказывалась: нет, не возьму, как можно, хочу больному мальчику подарить Она из поселка, больна диабетом, двадцать лет на инсулине. «Чернику беру; если возьму, буду продавать». Наполовину финка, говорит она с легким акцентом. Однажды нам оказалось по пути, мы разговорились. В прошлом году у нее утонул на Щучьем озере зять. «Озеро затянуло. Просил, просил внука: отвези да отвези меня на озеро. Тот и отвез. А зять поплыл и не вернулся».

— Как вас зовут? — спросила я.

— Знаешь, молодая была, дура, имя мое мне не нравилось, стыдилась его, а теперь вижу, какое красивое. Василисой меня зовут.

— Как в сказке! — сказала я.

И она отвечала:

— Жизнь вся, как сказка.

С утра пошел он в Паноптикум, где стояли чучела его врагов, и включил смех.

Есть любовь к книгам, чужим текстам, страсть пересказывать истории от книжных до газетных, от древних до вчерашних и сиюминутных. Один из телевизионных людей (от его цикла передач невозможно было оторваться, мы так горевали, когда они из эфира исчезли, пропали, улетучились) по имени Иннокентий Иванов формулировал это так: «Мы говорим обо всем своими словами». В сущности, такими же пересказом историй занимался и великий писатель Борхес. Пересказываю их и я. История, приводимая ниже, притча о погонщике, встретилась мне в книге «Космос» знаменитого астрофизика Карла Сагана.

В Америке в начале двадцатого века строили в горах большой телескоп. Огромные детали телескопа по крутым узким горным дорогам затаскивали на вершину упряжки мулов. Роль осла в истории рода человеческого с древних времен вообще очень велика, это знают все. Молодой погонщик доставлял на гору механическое и оптическое оборудование, персонал будущей обсерватории. «Он управлял колонной мулов, — пишет Саган, — сидя верхом на лошади, а у него за спиной, положив ему лапы на плечи, все время стоял белый терьер». Погонщик отучился в школе всего восемь классов, но был умен, сметлив, его беспрекословно слушались животные, женщины в него влюблялись. Сам же он влюбился в дочь одного из астрономов и пришел к отцу ее просить ее руки. Отец девушки прогнал его, объяснив, что они не пара: девушка из семьи ученого и погонщик ослов. Тогда погонщик устроился на работу в обсерваторию, — фактически, разнорабочим, мыл полы, помогал электрику. Он опять пришел к отцу возлюбленной просить ее руки («теперь я ваш сотрудник»), и снова был отвергнут. Однажды ассистент, управлявший телескопом, заболел, нашего героя спросили, может ли он его заменить, и он проявил такую старательность и аккуратность в работе с инструментом, что вскоре стал постоянным оператором телескопа. В это время на гору прибыл ученый, которому для научной работы необходим был постоянный наблюдатель, в таковой роли и оказался бывший погонщик; они начали измерять спектры далеких галактик. В результате их сотрудничества новоиспеченный научный сотрудник, наш погонщик, признан был лучшим наблюдателем в астрономическом мире, а ученый, которому помогал он, совершил одно из самых крупных открытий двадцатого века: красное смещение . Фамилия ученого была Хаббл.