Наталья Галкина - Квартирная развеска

По бульварам движутся люди, возможно, у них праздник или выходной, у некоторых дети, у других собаки, но всё чуть-чуть ненастоящее, не то что движутся, а как-то слоняются, толкутся, имитируя жизни, да у нас вся страна — чистилище, и не одно десятилетие, сокол мой.

В зашарпанном новом доме гостиница, в одном из незакрытых, двери настежь, гостиничных номеров живут покойная матушка с отчимом, но они на данный момент отсутствуют, они вышли, зато в их номере нахожу свою записную книжку (почерк мелкий, неразборчивый, обычный) и зеленый футляр для очков, футляр пуст, невооруженным глазом могу я прочитать только надпись на крышке футляра, — Chrisom Diana, — что заставляет меня вспомнить о Хризостоме и подумать: да неужели город на Урале назвали в его честь Златоуст?

Святителю Иоанну Максимовичу (ныне причисленному к лику святых Иоанну Шанхайскому и Сан-Францисскому, некогда перевезшему из Китая через острова возле Австралии в Сан-Франциско русских беженцев, в их числе моего двоюродного деда Константина Захарова) начальство сделало замечание за то, что ходит он босой: «У вас всегда должна быть обувь».

В следующий раз начальство, встретив его на улице (опять босого), с удивлением увидело в руках у него ботинки; на вопрос — что это? Иоанн Шанхайский отвечал:

— Вы же сказали, что у меня всегда должна быть обувь.

У скрипача Хейфеца и виолончелиста Пятигорского были парные прозвища: доктор Нет и господин Да.

Тощий высокий голодного вида бедно одетый парень в старых джинсах наклеивает на Невском на фонари и рекламные щиты объявления с телефоном своим (контактным) и крупным текстом: «Ищу мужчину».

Коту подстригли когти, некоторое время он не ощущал себя животным и был уязвлен.

Люди ползали по крышам, и издалека кошке было не разобрать, мыши они или коты.

— Ар-руэ, Ар-руэ, — говаривала кошка, не знавшая о третьем имени Вольтера.

— Ар-рау, Ар-рау, — подхватывала вторая кошка, ведать не ведавшая о великом чилийском пианисте.

— Мурр, Мурр, — произносил кот, понятия не имевший о знаменитом коте Гофмана.

У Елизаветы Захаровой был поклонник, с юности до старости — с 20-х, что ли, годов — посылавший ей цветы в разные города и веси с проводниками поездов дальнего следования. Последний его букет получила она в Ленинграде на перроне Московского вокзала в 65 лет.

Неба было два: грузовое, полное тяжелых грозовых или дождевых туч, и легковое с редкими легкими медленными облаками.

Константин Алексеевич Афанасьев, филолог, переводчик, друг Сергея Петрова, родился в день мессинского землетрясения. А Владимир Федорович Марков — в день гибели «Титаника»; его ученик Михаил Копылков сказал: «Чья-то душа всплыла».

У Любы Феодориди гостит греческая семья, матушка — русская гречанка, отец из Греции, мальчик восьмилетний по имени Христофор знает только одно слово по-русски: «евхаристия».

В своем интервью известной даме-тележурналистке космонавт Алексей Леонов сказал:

— Когда идешь над Землей с темной ее стороны на светлую — это Кент, а когда со светлой на темную — это Рерих. Космос — это Кент и Рерих.

И еще сказал он:

— Самая темная поверхность воды на Земле — Черное море.

— У наших людей есть один общий недостаток. У них короткие мозги.

— Разве у мозгов есть длина? Ведь это не волосы. Ты действительно имеешь в виду длину?

— Не то чтобы длину, скорее протяженность...

— Нет, — вступил в разговор доселе не произнесший ни слова, — длина тоже есть. Вы забыли поговорку: волос долог, ум короток.

Воцарилось недолгое молчание.

Кукольный театр цесаревича Алексея найден. Он был спрятан в музее кукол Образцова, не уничтожен, затерян среди других кукол, а теперь должен вернуться в музей Царского Села.

Персонажи с портретным сходством: мать царица, батюшка царь, нянька, кухарка, принцесса, некто в черной маске, в бауте. Бабушка заказала для царственного внука театрик парижскому кукольнику. И все гадали: кто в маске? Царевич хотел маску отколупнуть, увидеть лицо, но маска не снималась. Он боялся этого в маске, но виду не подавал, не должен быть трусом царский сын. А теперь искусствоведы гадали: кто же это, кто?

Царевичу однажды (никто не знал) отснилось: он кто угодно, джокер, то сибиряк Григорий, то старый фельдшер Николай, учитель-гувернер-географ, а на самом деле все неправда, и это маски, на самом деле он черт как в вертепе ярмарочном балаганном, и он лишний.

Самый любимый мой фильм за последние 20 лет — «Тюльпан» Дворцевого. Впрочем, я люблю и короткометражку «Счастье» того же автора. Кроме всего прочего, мне мило, что это фильмы о пастухах, героях Ветхого и Нового Заветов. «Стада принадлежат не тебе, — говорит монгольская пословица, — они принадлежат палящему солнцу и холодному ветру». В одном из документальных фильмов об оленеводах отец говорит мальчику: «Пойди покорми костер». Герои, пасущие стада, идут по кромке рая. Один из моих самых любимых святых, Спиридон Тримифунтский, легко узнаваем на иконах: в иконографии на голове у него корзинка, плетеная пастушья шляпа; а на своем пастушеском плаще переплыл он море.

Киприот святитель Спиридон остановился однажды на ночлег в пути, ариане убили его коней, отсекли коням головы; святитель велел вознице приставить конские головы к туловищам и стал усердно молиться, и вскоре ожили лошади, но то ли торопился возница, то ли ночь была темна, но головы он перепутал, и доехали они со Спиридоном до места на белой лошади с черной головою и вороной белоглавой. Способность воскрешать (скрываемая им) Спиридону Тримифунскому была присуща, он воскресил младенца с его упавшей замертво от счастья матушкой, дочь его Ирина говорила с ним из свежей могилы своей. На Руси день Солнцеворота, поворота с зимы на лето, совпадающий с памятью святителя, называли издревле «Спиридоновым поворотом».

Московская улочка Спиридоновка получила имечко по церкви Спиридона Тримифунтского на Козьем Болоте, построенной в 1627 году и разобранной в 1930-м. В детстве с бабушкой и с матушкой живала я в особняке Рябушинского на Спиридоновке, где останавливались мы у Людмилы Ильиничны Толстой, и с ее половины особняка ходили в гости на половину, где обитала семья Максима Горького.

И страшно мне, что после нападения морозной ночью 90-х ограбленный и смертельно раненый фотограф Борис Смелов добрался, дополз до порога василеостровской часовни святителя Спиридона Тримифунского, чтобы уснуть навеки у ее врат.