Аньес Мартен-Люган - Однажды я станцую для тебя [litres]

Я закрыла тетрадь, стерла застывшую в уголке глаза слезу. Я была рада за него, теперь он сможет прогнать своих призраков, справедливость восстановлена. Элиас этого заслуживает. Однако меня ужасала мысль, что он может уехать теперь, когда он так важен для меня. С тяжелым сердцем я бесшумно покинула его комнату. Вместо того чтобы нарезать круги по дому, пережевывая события вчерашнего дня и пытаясь оценить место Элиаса в своей жизни, лучше устроить пробежку, подумала я. Мне даже удалось посмеяться над ситуацией: больше всего на свете мне хочется танцевать, мне дано такое право, но я не позволяю себе им воспользоваться, потому что танцевальный зал пока остается вотчиной Элиаса. И мне это нравится.

Когда я собиралась свернуть на шоссе, передо мной выросла его машина. Не повезло.

Элиас затормозил и, широко улыбаясь, опустил стекло:

– Только вернулись и сразу уезжаете?

– Я собралась на пробежку.

Он недовольно нахмурился. Я поспешила объяснить:

– Один врач запретил мне танцевать в саду, вот я и решила побегать по асфальтированной дорожке в лесу.

Он усмехнулся.

– Все в порядке? – спросила я.

– Ваши гости ничего не разбили и, как мне показалось, хорошо выспались.

– Я имела в виду не клиентов, а вас. Все хорошо?

– Да, да.

Он отводил глаза.

– До скорого, и будьте осторожны.

– Обязательно.

Он тронулся с места, а я нет. В зеркале заднего вида я наблюдала, как его машина остановилась перед “Бастидой”, он открыл багажник и вынул из него что-то, чего издалека мне было не разглядеть. Я могла бы оставаться вот так часами, смотреть, как он ходит по участку, радоваться, что он чувствует себя здесь как дома. И мечтать о том, что он не уедет в ближайшие дни. Меня так напугали собственные мысли, что я резко газанула.

Двадцать минут спустя я припарковалась перед Кедровым лесом. Обожаю это место, сколько себя помню. Там царила бодрящая свежесть. Я воспользовалась деревянными барьерами в начале тропинки для растяжки ног. Как же я ждала возможности наконец-то размять их, почувствовать, как натягиваются мышцы бедра, икроножные мышцы. За последние несколько недель мое тело частично утратило гибкость. Я возвращалась к своим привычкам – надела наушники и включила музыку: пусть M83 сопровождает меня на пути возвращения к физическим нагрузкам. Я побежала трусцой.

Вскоре мои мысли обратились к прошлому. Я увидела себя на очередной пробежке в Париже – равнодушной ко всему, никого не замечающей, – ведь я никого не знала и меня никто не знал. Я была полностью поглощена отношениями с Эмериком и своими надеждами. Мне казалось, что я счастлива, но это было не так. Я тешила себя иллюзиями. Мое счастье было поддельным.

На этот раз, когда меня обгоняли дети на велосипедах, гордо подмигивая мне, я им махала рукой и поднимала вверх большой палец. С нежностью задерживала взгляд на немолодых парах, прогуливающихся за ручку, – так могли бы гулять мои родители. Еще я думала о скорой встрече за ужином с Кати и Матье, теперь уж я не буду оглушать себя крепким алкоголем и примитивными танцами, стремясь забыть, что ошиблась дорогой. Жизнь в Париже казалась мне совсем далекой, а ведь я оставила ее только сегодня утром.

Дело было не в Париже, любой другой большой город мог бы стать сценой моих заблуждений. Сцена – подходящее слово, потому что я много лет подряд играла роль. Огюст пытался подсказать мне это, и я, пробегая под вековыми деревьями, наконец-то поняла смысл его слов. Да, я играла разные роли: роль девушки, пережившей без особых последствий самоубийство родителей, стереотипную роль балерины – любовницы женатого мужчины, роль слегка инфантильной учительницы танцев, тушующейся перед партнерами и отказывающейся выдвигать собственные пожелания, поскольку вбила себе в голову, будто главная задача – быть вместе с коллегами, уживаться с ними.

Я полагала, что нужно дождаться, когда я снова смогу танцевать, чтобы вновь обрести себя, но в действительности это оказалось неправдой. Я начала обретать себя как раз таки после травмы. Можно предположить, что вина за падение лежит на моем подсознании. В тот вечер мне было слишком плохо, я чувствовала себя не на своем месте и кем угодно, только не самой собой. А после разрыва связок я избавилась от всех наносных слоев, от всех своих театральных костюмов и образов. Париж. Танцевальная школа. Бертий и Сандро. Эмерик. Тут я заметила, что больше не бегу. Я замедлила бег, сама того не желая, и теперь шла в удобном для себя темпе. Отныне никто и ничто не помешает мне прислушиваться к себе.

На обратном пути в “Бастиду” я была словно в дурмане, чувствовала себя сменившей кожу и удивительным образом умиротворенной тем, что только что поняла и решила. Невзирая на массу неизвестных, я знала, в каком направлении хочу двигаться, и была твердо намерена не возвращаться назад. Многое из упущенного уже не вернуть, однако я еще могла вернуть свою жизнь. Только от меня зависит, сделаю ли я ее более красивой, более искренней.

Элиас был в “Бастиде”. В животе завязался тугой узел, ноги задрожали – так бывало всякий раз, когда я знала, что он где-то рядом, но лишь совсем недавно я позволила себе это осознать. Как же странно все вышло: жизнь застала меня врасплох, и я подчинилась воле случая, организовавшего для меня встречу.

Эмоции зашкаливали, поэтому я направилась к дому, не пытаясь пока что встретиться с Элиасом. Он окликнул меня, когда я открывала дверь:

– Ортанс?

Я обернулась. Он стоял в нескольких метрах от меня, в своем обычном рабочем виде: обнаженный торс, джинсы, поношенные кроссовки. Меня бросило в жар.

– Все в порядке?

– Да-да, – ответила я, слегка оглушенная.

– Ладно, тем лучше… Тогда я вернусь к ремонту. Он быстро продвигается.

– Ой, супер, спасибо, – ответила я, все еще не придя в себя.

Его взгляд неожиданно посерьезнел, и я решила, что он сейчас что-то скажет – возможно, объявит о своем отъезде, – но ничего не произошло, и после недолгого молчания он развернулся и быстро ушел. Я бросилась вдогонку и подбежала, когда он уже был практически на месте.

– Элиас!

Он резко обернулся:

– Да!

Я преодолела последний шаг, разделявший нас.

– Сегодня вечером придут Кати и Матье. Поужинаете с нами?

Я ничем не рисковала – Матье он очень нравится, Кати любит всех, а когда она готовит на троих, на четверых хватает с избытком. Что до меня, то я очень хотела, чтобы он к нам присоединился. Элиас опустил глаза, и от его молчания мне стало не по себе.

– Может, у вас уже что-то намечено? – прошептала я.

Его лицо осветилось лукавой улыбкой.

– Ну да, у меня здесь столько знакомых… Просто мне бы не хотелось навязываться, у меня такое впечатление, что с момента своего приезда я только и делаю, что захватываю ваше жизненное пространство, а так не годится…