Любовь Тильман - Книга Прощания

В будке суфлёра ответ таится:

Жизнь – замусоленная страница…

Можешь ругаться, можешь молиться,

Этот спектакль всё равно состоится.

Из века в век, он не сходит со сцены,

Всё те же маски и те же цены.

Тот же сценарий мир исполняет…

Лишь декорации время меняет.

Старые роли, новые лица…

Он и без нас будет, милые, длиться…

Не отпускает боль потерь,

Хоть и понятно,

Что все уйдём за эту «дверь»

Мы, безвозвратно.

И я сама, не первый год,

Стою на грани…

Так отчего ж родных уход

Так сердце ранит?!

У истоков изначалья – синева,

Бесконечное молчанье и слова,

Мириады возникающих миров,

В созидательной таинственности слов.

У истоков, в изначалие, волна,

Воды неба и морская глубина,

Из единого – творенье двух миров,

В созидательной таинственности слов.

У истоков изначалья зелень трав,

Солнца и луны сиянья, сень дубрав,

И, поправшая запреты все, любовь,

В созидательной таинственности слов.

У истоков изначалья… так давно,

И пьянит нас жизни выпитой вино,

Мы уйдём, а мир останется гадать:

Как кому-то удалось его зачать,

Почему война грохочет за войной

И слова не ладят больше меж собой…

Всё рушится… Напрасно горевать.

Нет смысла ни страдать и ни метаться.

Нельзя остановиться и остаться.

Со временем что толку воевать?!

Когда из мыслей в мозгах окрошка,

Дела оставлю, взгляну в окошко,

Где в моей клумбе спит тихо кошка,

Да над цветами кружится мошка,

Чудесный запах от майорана,

Герань алеет, как в сердце рана,

Ряды подсолнухов, как охрана,

Куст перца – радуг антоциана,

Висят лимончики, как игрушки…

А остальное всё – безделушки,

Дела семейные… проблемы быта…

Сколько их прожито и забыто.

Уйдут и эти, всё растворится,

Разве вот клумба ещё сохранится,

Напоминаньем о сбывшемся чуде,

И кто-то скажет: «Да, жили здесь люди…»

Я пишу между всем, наяву и во сне,

На обрывках бумажек, салфеток…

Строки, словно бы птицы, слетают ко мне,

Поселяясь средь призрачных веток.

Голос каждой – другой, свой характер и лад,

Подбираю из них икебаны…

Как завалы лежат, что звучат невпопад,

Иль быльём поросли, словно раны.

Я пытаюсь помочь их словесной игре,

Собирая под книжные крыши…

И закончу жизнь строчкой, на смертном одре,

Но её уж никто не запишет…

Всё знаю. Но к чему мне балаган?!

Вздыхаю. Ничего не изменить.

На сердце уже столько много ран.

Но толку нет об этом говорить.

Жизнь вьётся, словно горный ручеёк,

Не в силах все преграды одолеть

И скоро, как вода, уйдёт в песок,

Иссохнет, не найдя пути сквозь твердь.

А рядом реки режут гор гранит,

Кроят под свои нужды берега,

Вода их водопадами кипит

И мчит, вобрав массивы ледника.

Всё знаю. Но проторен странный путь.

Раздарена растеньям влага вод,

Иссох туман, на дне слежалась муть,

И впереди последний поворот.

Уходит память, закрывая двери,

За жизнями, что обратились в прах.

Мы заберём с собой свои потери,

Кто вспомнит их в грядущих временах?!

Могильный камень порастёт травою,

Ограда покосится, упадёт…

И новый прах на месте том зароют.

И время повторит круговорот.

Так отчего, всё это понимая,

Я сердца боль не в силах одолеть?!

Слов не найти… Душа, словно немая…

За каждым, кто ушёл, шагаю в смерть…

И, оставляя там себя частицу,

Живу, как будто вечность впереди,

Так, словно верю в жизни небылицу

И нет конца у этого пути.

Один. В кругу чужих людей.

Вокруг ни близких, ни детей.

Безликость серая. Больница.

Чужие суетятся лица,

Лишь озабоченность в глазах.

За болью боль, за страхом страх…

Ни доброты, ни состраданья…

В глухих стенах сырого зданья,

За следом пропадает след…

И день за днём, в мгновенность лет,

Сердца от боли каменеют,

И взгляды более не греют…

Он их и не винит ни в чём.

Когда вернуться бы в свой дом,

Побыть бы там, хотя б мгновенье…

Больница… Койка… Завершенье.

Жизнь всё короче, а беды – длиннее.

Всё истекает в Ничто, без возврата.

Стало ещё на судьбу холоднее.

Стало ещё сиротливей, без брата.

Был он талантлив, да дело не в этом,

Жизнь он любил, и помочь всем старался,

Был инженером, мог быть и поэтом,

Всё получалось, за что бы ни брался,

В дебри учений пускался отважно,

Был испытующим, но не фанатом….

Прав и не прав был – и это неважно,

Что б он ни делал, он просто был братом.

Был – и слова потеряли значенье…

Был – обрывается в пропасть сознанье…

Да не судите!.. – Не сужу!

Лишь с горькой болью вспоминаю.

Опять в прошедшее гляжу

И ничего не понимаю.

Так тяжело, в мозгах застой,

Как пули, проблески догадок…

Текут миазмы лжи пустой…

И каждый дорог мне и гадок.

Я не сужу! Пусть судит Бог!

Произошедшее ужасно…

Прощать?! Но кто простить бы мог?!

Всё в прошлом… Что судить напрасно?!

Хоть смейся, хоть реви и вой, как зверь,

Всё попусту, у жизни суть такая.

Год навалился тяжестью потерь,

Внезапно нити жизней обрывая.

Смириться трудно. Но иначе как?!

Мы – пыль земная в колесе природы.

Лишь сами для себя мы не пустяк,

Кичимся сном, иллюзией, свободы,

Живём, других вокруг себя губя,

Дома шмотьём ненужным набиваем,

И любим, среди всех, самих себя,

И тех, которых навсегда теряем,

После того, когда уже их нет…

Ведь умерших любить гораздо легче…

Напрасно говорят, что время лечит,

Лишь в тех, кто не болел, стирает след.

Одиноко как Душе,

Всё уходит, без возврата,

Никогда теперь уже

Не увижу больше брата…

Все уходят… мать, отец,

Вот и брат вослед за ними…

У понятия «конец»

Дни с молитвами пустыми.

Что теперь уж рассуждать?!

Плачь ли, смейся, всё развеет…

Так легко улыбкой лгать…

Лишь Душа от слёз немеет.

Жизнь горела и опала.

Хладным пламенем кристалла

Синева небес.

Вновь печаль за шуткой скрою,

Было трудно нам порою,

А теперь вот без.

Мысли жалят, словно мухи,

Вспоминаю твои муки,

В сердце ком.

Так за жизнью жизнь кружится,

Отпылает и отснится…

Что ж о том?!

Хоть в общем-то ни в чём не виновата

(Перед глазами, полный веры, взгляд),

Я вновь прошу прощения у брата,

Но не простит мне ничего мой брат.

Не я… не по моей… Но боли, мглою,

Вдруг налетают, Душу теребя…

А как же те, кто это всё устроил?!