Рамита Наваи - Город лжи. Любовь. Секс. Смерть. Вся правда о Тегеране [litres]

В Иране шише стал третьим по распространенности наркотиком после опиума и героина, в немалой степени благодаря своей дешевизне – один грамм стоил около пяти долларов США. Дилеры Бижана продавали в Тегеране шише всем без исключения, в том числе девушкам из богатых семей, которые использовали его для похудения, и тренерам, которые покупали его для своих спортсменов. Одного иранского борца дисквалифицировали пожизненно после получения положительного результата теста на D-метамфетамин.

Бижан теперь посылал некоторых своих торговцев в Малайзию и Таиланд. Цена на таблетки метамфетамина в Малайзии по меньшей мере в пять раз выше, чем в Иране, и у иранских лабораторий и дилеров раскинута сеть по всей Азии, на что и рассчитывал Биджан.

Обеспечив стабильный приток хороших денег, Бижан решил, что нужно подыскать себе какое-то прикрытие, и открыл автомойку, оказавшуюся на удивление прибыльной. Если настанут трудные времена, его ребята всегда могут поработать на мойке. Идеальное прикрытие. Бижан понимал, что необходимо соблюдать крайнюю осторожность. Правительство устроило настоящую войну с метамфетамином. В предыдущем году губернатор Тегерана заявил о разгроме 145 подпольных лабораторий. Только за первые три месяца этого года было выявлено и закрыто семьдесят пять. Власти также утверждали, что арестовывают по тридцать наркодилеров и наркоманов в час.

Теперь, когда шеф его предупредил, нужно было залечь на дно на несколько недель и заняться кое-чем другим. Надо было бы повидаться с Курдом в Гомроке, но сначала зайти к лучшему другу Камбизу.

Расстилавшийся перед Бижаном город, несмотря на ранний час уже такой шумный и беспокойный, окутывал смог. Этим утром загрязнение было таким сильным, что даже закрыли школы.

Бижан прошел по усеянной мусором дорожке мимо бездомного наркомана в красном пальто, роющегося в мусорном баке. Камбиз сидел в своем застекленном кабинете, заставленном старой мебелью, мешками риса и дешевым серебром. Развалившись в кресле перед заваленным бумагами рабочим столом, он смотрел маленький телевизор, висевший на противоположной стене. Показывали «Джумонг», южнокорейский исторический сериал, ставший настоящей сенсацией по всей стране.

– Ты, ленивая жопа, когда наконец возьмешься за дело?

Камбиз вспрыгнул с кресла и рассмеялся.

– Ну, по крайней мере, я не стал старой жирной жопой, – сказал он, ущипнув Бижана за брюхо.

Вряд ли еще какие-то лучшие друзья могли выглядеть настолько непохоже: мускулистый Камбиз, с гладко зачесанными волосами, в неизменном костюме, и Бижан, с большим животом, лысеющей головой, в футболке, джинсах и кроссовках.

После Японии Камбиз некоторое время работал на Курда, а потом ввязался в торговлю людьми – рассылал иранцев по всему миру. Работа эта ему не нравилась, да и с каждым годом прибыль становилась все меньше. Потом он занялся похищениями с целью выкупа, охотясь на богатых бизнесменов. Никто бы не назвал точного числа похищенных, потому что их близкие часто боялись обращаться в полицию и были готовы платить большие суммы в обмен на освобождение своих родных и любимых. Только на одном бизнесмене было заработано более миллиона долларов США.

Биджан находил такое занятие недостойным и даже порой читал Камбизу лекции о том, как это плохо с моральной точки зрения – лишать кого-то свободы. Когда Камбиз отвечал, что оружие и наркотики, которые продает Бижан, лишают людей жизни, тот впадал в ярость и переходил на крик, защищая свой бизнес. Камбиз истерически хохотал: ему нравилось выводить Бижана из себя. «Ну, ты прямо бандит с большим сердцем, но без мозгов!» – повторял он.

– Разобрался с этим дерьмом? – спросил Бижан.

– Нет, и не нравится мне все это, – покачал головой Камбиз.

Последние несколько недель люди Камбиза держали в заложниках торговца коврами, приковав его к радиатору в подвале дома, принадлежавшего дяде Камбиза. Родные торговца не спешили платить, затягивая переговоры и понижая цену. Камбиз опасался, что они договорились с полицейскими и готовят подставу.

Поскольку племянник Камбиза недавно начал работать в метамфетаминовой лаборатории в Чахар-Донге, Бижан рассказал о готовящемся рейде.

– Скажу ему, пусть не высовывается. Передай привет Курду.

Мужчины обнялись, и Бижан вышел на улицу. В киоске он купил газету, чтобы узнать уровень загрязнения, о котором сообщали ежедневно. Но в этом выпуске никаких цифр не было. Вечером накануне Высший совет национальной безопасности разослал факсы в редакции всех тегеранских газет с требованием приостановить публикацию показателей загрязнения на два следующих месяца, азар (декабрь) и дэй (январь), когда концентрация ядовитых веществ достигает максимума из-за повышенной облачности. Журналистов предупредили: «Не очерняйте Исламскую республику».

Загрязнение в Тегеране, похоже, усиливалось с каждым годом, не только из-за автомобильных выхлопов, но и из-за того, что отлогая долина с горами по обеим сторонам была прекрасной ловушкой для дыма и испарений. Из-за того, что страна обладала ограниченными мощностями по переработке нефти, а импорт топлива сократили из-за санкций, автомобили в Тегеране приходилось заправлять низкокачественным, плохо очищенным бензином.

Морщась от грязного воздуха, Бижан прошел мимо стены с надписями: FUCK по-английски и «В память о Японии» по-персидски. В проходе два подростка в куртках с капюшонами и прическами под «эмо» продавали пакетики с шишем . Бижан свернул в Гомрок, где начиналась его криминальная карьера. Во времена шаха бордели района красных фонарей Шахр-э Ноу соседствовали здесь с самыми изысканными кабаре-клубами Шукуфе-э Ноу. Район изобиловал мелкими преступными боссами, сутенерами, карманниками и кутилами. Отец Бижана, как и многие мужчины его поколения, любил вспоминать, как потерял девственность в компании проститутки из Шахр-э Но. После революции бордели снесли и сожгли, некоторых проституток казнили. Но Гомрок по-прежнему оставался где-то на грани законности. Несмотря на внешнее спокойствие, в нем всегда бурлила подпольная деятельность. На месте многих лавок теперь стояли салоны с мотоциклами, но один участок остался – длинная вереница магазинчиков, продающих в основном армейские товары. В них выставлялись противогазы, солдатские ботинки, форма российской армии и рюкзаки с надписью «Сделано в Ноксвилле, США». Можно было найти здесь и поношенные кроссовки с ботинками, украденными у входа в мечеть, пока их владельцы молились.

Перед магазином Курда стоял в ряд десяток лопат, которыми рыли окопы во время войны с Ираком. Между черными и белыми касками, желтыми резиновыми сапогами и стопкой дорожных конусов на трехногом табурете сидел сам Курд – невысокий мужчина с шелковистой седой бородой и бледной, покрытой морщинами кожей; облачен он был в куртку-аляску цвета хаки и обтягивающую шапочку. Помещение обогревала стоящая в центре газовая печка, откуда-то доносилось кудахтанье курицы. Пахло тут сигаретами и кебабом из баранины – два самых любимых запаха Бижана.