Пилип Липень - Рассказы

— В июне будут пионы, Тимофей Ильич, и я вам принесу.

Но однажды, в первых числах апреля, когда я вошёл в дом с обычным весёлым приветствием, Тимофей Ильич не отозвался. Было тихо, вода в ванной не лилась, свет в туалете не горел. Пальто висело на вешалке, шапка-пирожок лежала на полке, ботинки стояли под тумбочкой. В волнении я распахнул дверь в комнату — он сидел в кресле, но не оборачивался. Я громко позвал его, но он остался недвижим. Тимофей Ильич! Я подбежал к нему, схватил за руку, Тимофей Ильич, мой милый Тимофей Ильич! Но он спал так крепко, что не слышал меня. Я стоял на коленях, сжимал его пальцы — с широкими костяшками, с большими ногтями, с седыми волосками — целовал их, но он спал так крепко, что даже не дышал.

2013 г.

Когда короткая летняя ночь кончилась, и на востоке сквозь серое проступило розовое, Андрей Викторович словил Золотую рыбку. Сначала она ничем не выдавала себя и только флегматично шевелила плавниками у самого дна ведра, но её масть была отчётливо заметна даже в свете зажигалки — на бесцветном цинке волновались сочные, насыщенные красно-жёлтые сполохи.

— В глубине души я всегда верил, что такое может случиться, — сказал Андрей Викторович. Он сонно качал головой, удивляясь простоте уловки, на которую попалась рыбка: шарик чёрного хлеба с капелькой корвалола. Что её притянуло? Запах? Или вкус, растворяющийся, расплывающийся в воде? Или запах как предчувствие вкуса? Рыбка поднялась к поверхности и смотрела на него холодным глазом.

— Ты же понимаешь, что в любой момент я могу освободиться? — её голос был отчётливо девичьим, с интонациями терпеливой независимости.

— Ты попалась, и остальное уже неважно. Исчезай, ускользай, но факт останется фактом, — Андрей Викторович сбросил дрёму: распрямился и потянулся, раскинув руки широко в стороны, пока не хрустнуло в плечах. Обычно он завтракал только поближе к полудню, но теперь от неожиданной удачи ощутил оживление и аппетит: развернул бутерброды с сыром, откусил кусок, неторопливо прожевал, проглотил и сделал хороший глоток водки.

— Не переживай, я не буду выходить за рамки. Всё по правилам. Ты выполнишь желание, и я тебя отпущу, — он ел и следил, как она отреагирует.

— Разумеется, — она покачивалась и поводила тонким хвостиком. — Говори.

— Я хочу словить самую большую рыбу, небывало большую, — мечтательно загадал Андрей Викторович. — Не подумай, что мне недостаточно тебя; я отдаю себе отчёт в твоей значимости; однако это — совсем другое.

Золотая рыбка сделала безразличный жест, и Андрей Викторович истолковал его как согласие. «Теперь надо показать великодушие». Не дожидаясь исполнения уговора, он плавно выплеснул ведро в воду. Закурив, смотрел на второй поплавок. Клюнуло почти тотчас, и он, со щекоткой в животе от радостного предвкушения, осторожно потянул. Под водой заколебалось, потемнело и стало как будто нарастать, нарастать, и вдруг волны раздались в стороны, раскрывая огромную рыбью морду с леской во рту, размером с дельфина. Андрей Викторович не торопился делать выводы и понемножку тянул, и рыба легко выходила из воды, всё увеличиваясь в обхвате. Сжимая удилище, Андрей Викторович отступал от берега шаг за шагом, и скоро носатая дельфинья морда уже казалась неестественно маленькой по сравнению с телом — она венчала лишь самый кончик исполинского косого конуса, живого и вздрагивающего. «Левиафан». Рыба спокойно смотрела ему прямо в глаза, не упрямилась, и скоро он понял, что она помогает ему выловить себя: отталкивается от дна то ли плавниками, то ли изгибами живота, как гусеница. Туша выросла уже до нескольких метров в диаметре — или в радиусе? — и порождала вокруг себя шумные пенные струи, брызги и водовороты. Андрей Викторович наступил сапогом на кочку и чуть не упал. За спиной был обрыв. «Нужно взобраться». Он развернулся, ухватил удочку правой рукой и полез вверх, цепляясь левой за крепкие травяные корневища. Сверху стало очевидно, что эта рыбина и впрямь Самая Большая. Андрей Викторович стоял на обрыве в два человеческих роста, но колоссальное тело вздымалось значительно выше.

— На мотыля? — спросил уважительный голос. Андрей Викторович обернулся: собачник с молодой овчаркой на поводке.

— Да нет, на хлебушек…

— Надо же. Я и не думал, что у нас такие водятся, — собачник улыбнулся ему, показал большой палец и пошёл вдоль обрыва к парку.

Андрей Викторович переглянулся с рыбиной и направился в противоположную сторону, к частному сектору. Впереди было узкое место между водой и небольшой рощицей вокруг церкви на пригорке, и он вёл удочку на вытянутой руке, чтобы рыба не вылезла на сушу раньше времени и не сломала красивые тополя. Она послушно направила своё движение вдоль берега, но возникать из воды продолжала всё в том же первоначальном месте, причём её обхват неуклонно рос, без усилий превосходя и тополя, и церковь, и обещая, если так пойдёт, размеры воистину неслыханные.

— Вы только посмотрите! — поднялись ему навстречу Сергей Степанович и ещё какой-то новый молодой с залысинами. — А у нас только подлещики захудалые.

Молодой, сетуя, что не прихватил фотоаппарат, зашёл сверху и сделал несколько снимков на телефон. «Вот так рыбка». Андрей Викторович постоял с ними, обсудил погоду. Обещают жару, но кто знает. Чтобы дать ему пройти и протащить добычу, они вытянули из воды удочки и, коротая время, уселись завтракать: разостлали газету, разложили пакеты, контейнеры и термосы. Андрей Викторович повлёк рыбу дальше, и она с едва заметной запинкой последовала за ним, учтиво изгибая морду к берегу, чтобы не слишком натягивать леску. Стена аккуратной мелкой чешуи блистала на восходящем солнце. Они миновали рощицу, миновали покосившиеся заборы частного сектора, и скоро вышли к узкой бухте, за которой водохранилище загибалось к своему истоку, узкой тинистой речушке. Андрей Викторович прикинул на глаз величину рыбы: высота её тела была уже явно выше уровня девятиэтажек, видневшихся за полосой яблоневых садов. «А если она задохнётся?»

— Ты мальчик или девочка? — спросил он, просто чтобы нарушить тишину.

Рыба пожевала губами и неожиданно ответила:

— Мальчик.

— А жабры у тебя где?

— На животе. Но они чисто номинальные, для вида — чтобы я мог считаться рыбой. На самом деле дыхание мне не важно.

— А ты вообще очень большой?

— Да, очень.

Андрей Викторович знал: рыба, не вытащенная из воды целиком, пойманной не является. Он почесал поясницу под ветровкой.

— Ну а как мы с тобой через дорогу? Всё движение перегородим.

— А я привстану над ней — как арка или мост.

И они двинулись дальше — уже по суше, через иссохший до желтизны августовский луг, по направлению к кольцевой дороге. «Надо иметь запас пространства». Высокие сапоги тяготили ноги, и Андрей Викторович жалел, что не переобулся. Он поглядывал на рыбу через плечо, но о чём заговорить, не находился. На кольцевой почти не было машин, и Андрей Викторович свободно пересёк внутренние полосы. Ругаясь на пыль и грязь, он навалился грудью на ограждение, перекинул ноги и трусцой перебежал наружную проезжую часть. Рыба, как и обещал, выгнулся над дорогой титанической тёмно-зелёной аркой, заставив случайного раннего дачника притормозить пикап и восхищённо высунуться из окошка. Дальше, сколько хватало глаз, тянулись жёлтые ячменные поля; на горизонте виднелась полоска леса.