Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

Роман, улыбаясь, поднялся, взял суковатый хлыст, прислоненный к стволу дуба, подтянул к себе веревку с короткой палкой крестом на конце. Вчера, когда они устроились под дубом, нависшим над водой, Палубин вспомнил, как он летал на веревке над оврагом возле железного моста, и привязал веревку к толстому суку. Роман ухватился за концы палки и оттолкнулся от берега. Мелькнули внизу Ира, Галя, Иван, который крикнул ему что-то веселое. Вчера, когда натянутая веревка выносила Романа или Ивана, как маятник, вверх и останавливалась в верхней точке, готовясь вернуться назад, они отпускали палку и летели в воду, но сейчас Палубин не отцепился и понесся назад к стволу дуба, подлетев к нему, оттолкнулся ногами и снова понесся над водой. Услышав неожиданный сигнал автомобиля, он оглянулся на лету, выпустил палку и ухнул в воду. Вынырнул, увидел, что Иван и девушки поднимаются к палаткам, возле которых остановились «Жигули» темно-вишневого цвета, и поплыл к берегу.

«Жигули» поблескивали краской, ослепительными искрами отсвечивали никелированные полосы, пересекающие поперек дверцы. Возле автомобиля стоял Борис, улыбался, поджидая Егоркина с девчатами. С противоположной стороны вылезала из «жигуленка» загорелая девушка в длинном голубом сарафане.

Егоркин, осматривая машину, подошел, пожал руку Борису.

— Хороша! Где ты взял? Я бы к такой прикоснуться не дал!

— Я тоже не дам! — засмеялся Борис. Глаза его радостно блестели. Он, видимо, ожидал такую реакцию и был доволен. — Первый выезд. Вчера только номера получил!

— Твоя, что ль? — подняла удивленно брови Галя.

— Моя! — радостно кивнул Борис, погладил рукой капот «жигуленка», заметил на нем тонкий слой пыли, провел указательным пальцем, взглянул на него озабоченно, но увидел подходившего к машине Романа с ошеломленным лицом, снова улыбнулся, протянул навстречу руку.

— Ну, теперь ты человек! — воскликнул Роман.

— Мало стать человеком, надо еще быть нужным человеком, — засмеялся Борис.

— Настоящий мужчина! С конем! — смеялась Галя. — Не то, что некоторые! — взглянула она на Егоркина.

— Да-а! — потер Иван затылок, скрывая усмешку. — За такую мне всю жизнь чесаться надо!

— Зачем всю жизнь! Бестолковка для чего… — постучал Борис себе кулаком по лбу. Он видел восхищение ребят и был счастлив.

Из-за этого сладостного мига Борис и искал на реке знакомых. Роман похвастался ему, что они собираются на выходные за город позагорать. Тогда-то Борис и решил, что найдет их на своей машине и ошарашит. Только смущал его неизбежный вопрос: откуда такие деньги взялись. Контролером-то на заводе он полгода работает, да и на зарплату контролера двести лет на машину не накопишь. Можно на родителей сослаться, но не хотелось этого, снижался эффект. Хотелось, чтобы все знали, что автомобиль дело только его рук и головы, его личная заслуга, его успех.

Вспомнив о девушке, Борис спохватился и познакомил ребят с Риммой, которая, выбравшись из «жигуленка», молча стояла рядом, опираясь левой рукой о крыло машины.

— Раздевайся, поплаваем малость! — обратился Борис к Римме. — Вы обедали? — повернулся он к ребятам.

— Мы еще не завтракали! — засмеялся Роман.

— Тогда поплаваем, и позавтракаем, и пообедаем, я винца хорошего захватил!

— Тебе же нельзя… За рулем, — сказал Иван.

— В наше время все можно.

— Кому как! — усмехнулся Егоркин.

— Кто хочет, тому и можно!

— А если встретят?

— Как встретимся, так и расстанемся, — засмеялся Борис и перевел разговор на другое, спросил, глядя на шрамы ребят. — Это вас так в Афгане распахали?

— Ты что, в первый раз видишь, в душе не бывал? — спросил Иван.

— У него же работа не пыльная, дома моется…

У Егоркина на плече был круглый шрам, на животе длинный, дугой.

— Как вспомню, мы здесь веселимся, гуляем, а там ребята, сверстники наши, гибнут… каждый день под пулями… тошно становится, стыдно, — вздохнул с горечью Иван.

— Ну и что? — усмехнулся Борис, тряхнув кудрявой головой. — Война мужское занятие…

— Ты там был?.. — глянул на него Егоркин и отвернулся.

Римма скинула сарафан, и Роман невольно покосился на ее загорелое тело с тонкой талией и большими бедрами, на ее эффектный японский купальник. Девчата тоже окинули ее взглядом. Только Иван не обратил внимания, о другом думал.

За завтраком снова зашел разговор о «Жигулях», и Егоркин сказал:

— А я бы машину не стал покупать. Куда мне на ней ездить?

— Хотя бы сюда! — откликнулся Борис.

— Сюда можно и на электричке… А то на один бензин работать будешь. Зарплаты не хватит!

— Вы как на Луне живете, — засмеялась Римма. — Кто сейчас на зарплату живет?

— Я живу, — сказала Галя, радуясь возможности поддеть Римму, и указала на Ивана, потом на Палубина. — Он живет, и он…

— Они еще не огляделись!.. Оглядятся, по-другому на мир смотреть будут… Обывателями не рождаются, обывателями становятся, — улыбнулся Борис. — В наше время личности не в почете! Вакантных мест нету.

— Нам с обывателями не по пути, — произнес Иван, чувствуя, что слова его неубедительны.

— Слова, слова! — усмехнулся Борис. — На слова и я мастак! Помнишь, как сбацал на профсоюзном собрании? Лозунги бросать, не задумываясь, да хаять обывателей умеем! Но здесь-то мы не на собрании… Ты вот, — взглянул на Егоркина Борис, — против обывателей. А ты задумался, что за этим словом стоит? Кого им называют?

— Ну и что стоит?..

— Обыватель — это человек, который живет для себя и для своей семьи… Так словари это слово расшифровывают! И я хочу жить для себя и для своей семьи. Понимаешь, для себя! Ты сейчас, вижу, меня не поддержишь, настроен не так, но и ты живешь для себя! Скажешь, нет? А ты понаблюдай за собой, присмотрись, почему ты поступаешь так, а не иначе, и увидишь, что поступаешь, как тебе выгодно. Даже так называемые благородные поступки совершаешь с дальней целью, чтобы хорошее впечатление произвести. Таковы все люди! Я, ты, она… — взглянул Борис на Галю и обратился к ней: — Вы с Егоркиным, я знаю, скоро поженитесь, и как ты посмотришь на то, что он не будет жить для своей семьи?

— Ловко ты поворачиваешь!.. Ты забыл сказать, что семья — ячейка общества, значит, обыватель, живя для семьи, живет для общества!

— Верно, верно! — подхватил, смеясь, Борис. — Мне не пришло в голову. Это верно! Помните лозунг: крепка семья, крепка держава. Вывод верный: жить для семьи — значит жить для общества. И ничего нет зазорного в том, что человек хочет жить сейчас, а не в далеком будущем. Сейчас! Нам обещано было, что в восьмидесятом году мы будем все иметь, уже восемьдесят первый половинку отстучал, а что мы видим, что мы имеем?..

— Ты-то имеешь немало, — перебил Егоркин.