Анурадха Рой - Жизни, которые мы не прожили [litres]

Мама присаживается рядом и говорит о том о сем. Про то, как плохо себя ведет мой дядя, что он отдаляется от семейного дома. Что его жена – паршивка. Ходит к своим родителям и рассказывает про нас гадости. И про меня тоже. Я не вслушиваюсь, уткнулась лицом в подушку. Да и какой смысл все это слушать? Пусть что хотят, то и делают. Вся семья стала мне теперь чужой.

Мама проводит пальцами по моим волосам, снова и снова, распутывая их прядка за прядкой. Заплетает мне косу. Говорит тихо: «Ру, страдания – еще и дар. Все мудрецы так говорили. Молись Богу, только Он сможет излечить твое горе. Бог дарует тебе успокоение. Человек вспоминает о Боге только в скорбный час, по-другому не бывает. Пораженные стрелой падут к ногам Бога».

Мама выключает свет и уходит. В голове крутятся слова какой-то песни, но моему смятенному, рассеянному уму их разобрать не под силу… Я обесчещена? Ну разумеется. Живущий по соседству Байдьянатх Бабу заявил: «Это все причуды богатеев. Притащить в дом щенка-христианина и броситься его обнимать». Баба в бешенстве, говорит – мы переедем, подыщем себе другой дом. Не будем жить среди подобного дикарства. Меня со всех сторон поливают грязью, сознание, погруженное в непривычное безразличие, рассыпается на осколки… позор и аромат духов… Боже, я падаю к твоим ногам… Падаю к твоим ногам… Мне ударяет в голову и дзинь, дзинь, дзинь, дзинь… Ворочаюсь в постели. И неожиданно падаю на пол.

Когда прихожу в себя, понимаю, что в моей комнате собрались все, даже отец. Я впервые вижу его с тех пор, как он выгнал Мирчу. Он говорит ма:

– Добавь ей в молоко немного бренди.

– Завтра вызову доктора Шьямдаса…

Мой дядя отпускает кое-какие колкости и выходит из комнаты. Никогда раньше я не видела, чтобы он вел себя грубо в присутствии моего отца. Что за дерзость – так разговаривать с моим отцом. Разве не баба его вырастил? Смотрю, в комнате горят два светильника, но все почему-то скрыты тенью. Отец – тоже тень. Отцовская тень стоит у моей книжной полки. Высматривает книги и достает их оттуда. Первой в его руках оказывается книга японских сказок. У нее матерчатый переплет ярко-синего цвета, на котором золотом оттиснуто изображение сказочного животного. Баба медленно перелистывает страницы и вырывает надписанную. Книгу мне подарил Мирча. Затем отец вырывает страницу с надписью из книги под названием «Голод». Он достает мои книги одну за одной и вырывает все страницы, которые Мирча для меня надписал. Он вытаскивает «Жизнь Гёте», но не может отыскать страницу с надписью Мирчи, потому что по некой счастливой случайности она прилипла к обложке. Эти коротенькие, написанные его рукой строчки теперь единственное, что осталось после него в моей жизни, больше ничего нет, даже фотографии.

Неторопливо, методично баба разрывает страницы на мелкие клочки и выбрасывает их в окно. Будь наш дом или семья другими, книги подлежали бы уничтожению. В нашем доме такое невозможно. Над всем здесь царствует Чингисхан, но и он не может заставить себя нанести вред книгам – людей сжигать может, а книги – нет. Книги – его боги.

Амрита ждала Мирчу после того, как их разлучили, каждый день прислушивалась, не послышатся ли его шаги. Он все еще оставался в Калькутте и мог прийти. Ей показалось, она его увидела – вот же он прямо в конце улицы! Но нет, это был не Мирча. Амрита строит планы его отыскать, но у нее ничего не выходит. Каждую минуту ждет, что он пошлет ей весточку, подскажет, как с ним связаться. Он бездействует. Проходит четыре года. Ее семья выносит решение: хватит. Ей надо выйти замуж. Они присмотрят ей жениха, добропорядочной девушке требуется подходящий супруг. У нее зародились шальные мысли о побеге, она пообещала, что будет ждать Мирчу «в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас», как она где-то вычитала, очарованная настроением клятвы, хотя ей было неизвестно в то время, что ее приносят на свадьбах христиане. А теперь она соглашается выйти замуж по их выбору. Брак хотя бы освободит ее от семьи, она сможет уйти из этого дома, обрести некоторую свободу от своего отца. Ее мать очень ловко принимается за дело, заводит записную книжку, в которой составляет списки возможных женихов, их достоинств, имен их родителей, адресов и так далее. Амрита сознает, что ее жизнь превратилась в шутку; что ж, тогда можно и повеселиться.

Появился будущий жених, врач, хорошая должность на государственной службе в придачу к имеющимся у него собственным средствам и имуществу, которые были довольно внушительны. Но не в этом дело, истинная загвоздка состояла в том, что кожа его была чернее черного. Мы, индийцы, уж чем-чем, а расовым дальтонизмом не страдаем. Мать говорит, запинаясь: «Ну и ну, не слишком ли он темноват?» Я сполна наслаждаюсь нелепостью происходящего и подумываю ответить: «Слишком белый вас тоже не устраивал, так?» Сдерживаюсь. Старик – отец жениха упускать меня не хочет, но самому врачу я не приглянулась. У него есть личная миссия: он обеспокоен будущим бенгальцев. Его собственный рост составляет около пяти футов и трех-четырех дюймов, оттого он ищет невесту ростом не менее пяти футов восьми дюймов. А во мне всего пять футов и дюйма два-три. На его взгляд, если жених низковат, невесту ему обязательно надо раздобыть высокую. Если коротышей будут сводить друг с другом, не окажется ли будущее Бенгалии под угрозой? Работа у него хорошая, так что жених он заманчивый. Может позволить себе попривередничать. Расхаживает с мерной лентой, измеряет всех незамужних девушек своей касты. Говорят, он так никогда и не женился.

Наконец жених Амрите находится. Она соглашается выйти за него, но во встрече с ним до свадьбы не заинтересована.

– Какой мне толк с ним встречаться? – спрашивает она мать. – Вот увижусь я с ним и скажу: ой, нет, не нравится он мне, хочу замуж за того, другого, хоть он и другой расы, но мне нравится. Вы что, дадите мне разрешение?

Начинается подготовка к свадьбе, постоянно растущее беспокойство ее матери усиливается многократно. Свадьба должна состояться уже через пять дней, чтобы никто не успел рассказать будущему жениху о прошлом Амриты. Тот ведет себя совершенно спокойно, на все соглашается, даже ни разу с ней не встретившись. Зато пишет ей письмо. На английском.

Мадемуазель!

Сознавая, что Вы сейчас выбираете себе спутника жизни, я смиренно предлагаю свою кандидатуру на его место. Касательно моего соответствия искомой должности, я не женат и не вдовец: я, собственно говоря, холостяк в подлинном смысле этого слова. К тому же холостяк настоящий, созревший, поскольку давний.

Справедливости ради следует упомянуть и о моих профессиональных изъянах. Признаюсь откровенно: работа для меня совершенно новая и опытом в такого рода деятельности похвастаться не могу – случая вступить с кем-либо в подобное партнерство мне до сих пор не представлялось. Опасаюсь, что эта моя нехватка опыта, вероятнее всего, считается серьезным недостатком и свидетельством непригодности. Между тем позвольте отметить, что, в то время как нехватка опыта, вероятнее всего, считается серьезным недостатком и свидетельством непригодности в других сферах жизни, единственно в данной специфической сфере она всячески приветствуется.