Георгий Запалов - Ворона

— Да понимаешь подружка, беду то мы от тебя отвели, да вот при этом, жизнь твоя так круто поменялась, что судьба повернулась совершенно в другую сторону. Нет у тебя теперь ни мужа твоего, ни сына, ты у нас теперь одинокая очень богатая тетка, с двумя дочерьми, которые мечтают поскорее избавиться от тебя, с кучей партнеров по бизнесу, намерения которых мягко скажем, не совсем чисты, да пожалуй, и все подружка, как говориться, не убавить, не прибавить.

— Погоди, погоди, это ты сейчас серьезно? Какие дочки? Какой бизнес?

— Да куда серьезней, скоро сама увидишь, одни лица этой родни чего стоят, брррррр…

— То есть, ты хочешь сказать, что самого дорого в моей жизни больше не существует, и я променяла все это на деньги и беспечное существование?

— А ты считаешь, что это не стоило того? Ты думаешь этого мало? Да любой человек на твоем месте…

— Я не любой, — сказала старушка и встала босыми ногами на край крыши, — и у меня своё место, и никто не вправе решать за меня и выбирать мою дорогу, кроме меня самой.

— Погоди, это восьмой этаж, ты упадешь, если ты отказываешься, то летать уже не будешь, я не смогу помочь тебе, отойди оттуда, — вдруг запричитала ворона, проявляя явную тревогу, — давай компромисс, мы вернемся назад и подправим так, что бы всем было хорошо. Только отойди от края, пожалуйста, я не думала, что для тебя все это будет так трагично.

— Знаешь, люди живут гораздо меньше, чем вороны. Рано или поздно, мы все умрем. Я очень благодарна тебе, за то, что показала мне, насколько коротка наша жизнь, как надо ее любить, как стоит ей дорожить, — сказала старушка, захлебываясь слезами, — спасибо тебе, что помогла мне разобраться в самой себе, научила ценить близких мне людей по-настоящему. Я сама все исправлю, и ты не нужна мне для этого. Если я сейчас стою здесь и разговариваю с тобой, значит та, которая 15 лет назад, выбралась и мы с ней победили. Буду надеяться, что я прожила свою жизнь достойно. Прощай! Спасибо тебе за все, подружка.

С этими словами она оттолкнулась от карниза, и широко раскинув руки, полетела вниз. 101, 102, 103, 104… Мозг, как запрограммированный на дальнейший счет отсчитал 8 этажей и выключился, словно у него разрядились батарейки. Сильный удар, жуткая боль, тишина и спокойствие. Темнота и голоса, которые сквозь пелену сознания, становились все ближе и отчетливей. Тепло и уютно, даже не хочется покидать этот комфорт. Детский крик и детский плачь. Она поймала себя на мысли, что это исходит именно от нее самой. Она приоткрыла глаза и увидела людей в белых халатах, которые склонились над какой-то женщиной и почему-то улыбались. Яркий свет, который светил прямо в лицо. Она совсем маленькая и совершенно голая. Чья-то уверенная рука перерезает пуповину, она видит все что происходит, это её пуповина. Голоса, добрые и счастливые. А это кто? Женщина на операционном столе, это же… Мама.

— Девочка. Крупная, и гляди какая голосистая, наверное, певицей будет. Смотри Воронина, дочка у тебя, на держи. — Теплые, сильные и заботливые руки акушерки, крепко держали ее в воздухе несколько секунд, и потом нежно опустили маме на грудь. Блаженство и спокойствие, безграничное счастье, какие же это давно забытые чувства, подумала она, закрыла глаза от удовольствия и улыбнулась.

— Не надо певицей, пусть просто будет счастливой, Воронина Екатерина Сергеевна. — Услышала она тихий и родной голос, который невозможно никогда перепутать или забыть, голос мамы, самого дорогого и любимого человека на свете. Она была счастлива. И именно в этот миг, она осознала в полной мере, что для неё, все только начинается.

Женщина бежала по нескончаемым коридорам онкологической клиники, и ей казалось, что это лабиринт, ловко построенный кем-то, чтобы такие несчастные как она, никогда не смогли выбраться на волю. Охранник преградил ей путь именно в тот момент, когда заветная дверь с надписью EXIT была уже в двух шагах.

— Фрау, пожалуйста, вернитесь в палату, выход больных за территорию клиники запрещен, — сказал он на хорошем немецком языке и широко раздвинул руки, загораживая ей единственный путь к свободе.

— Да пошел ты! — Крикнула она ему прямо в лицо на не менее великолепном русском и, оттолкнув возмущенного стража порядка, выскочила на улицу.

Утренний час пик был в самом разгаре, народ спешил на работу, автомобили, автобусы, шум большого города, всё говорило о том, что жизнь продолжается. За пару минут она добежала до заветной парковки, где её должна была ждать ворона. Прохожие оборачивались и с удивлением смотрели ей в след. Она хотела одного, вернуться обратно туда, где были люди, без которых она не мыслила своей жизни, туда, где её любили и ждали. Она оглянулась по сторонам, и не поверила своим глазам. Вороны нигде не было. В отчаянии она взмахнула руками надеясь взлететь, но руки оставались всего лишь руками человека и никакого волшебства с полетами, не происходило.

— Ну, где же ты, подружка? — Прошептала она. — Я же сделала все, как ты сказала. Пожалуйста, прилетай, забери меня отсюда, я хочу домой. Я хочу жить. Сейчас я закрою глаза, досчитаю до ста, а когда открою, ты будешь со мной. Я знаю. Я верю в тебя. Один, два, три, четыре…

Посреди многолюдной улицы, небольшого немецкого городка, прямо напротив нового здания онкологического центра, стояла странная женщина, в больничном халате, застегнутом на все пуговицы. Босые ноги её были обуты в истрепанные тапочки, явного большего размера. Седые пряди спутанных волос прикрывала лишь косынка, туго повязанная на голове. Прохожие немцы с любопытством и настороженностью поглядывали на неё, шептались, и, едва заслышав русскую речь, старались поскорее пройти мимо. Со стороны могло показаться, что женщина молилась, сложив руки и закрыв глаза. Но это была не молитва, она считала, с мольбой и отчаянием, с надеждой и верой.

— Семьдесят пять, семьдесят шесть, семьдесят семь… — Упрямо твердили потрескавшиеся сухие губы.

Когда с её уст сорвалась магическая цифра 100. За спиной раздался громкий звук разбитого стекла. Она медленно открыла глаза. Комната, старенькая квартира, за окном хлопьями идет снег, на столе горсть таблеток и маленький медный крестик на ветхом шнурке, в руке старенькие вытертые тапочки с лямками крест-накрест.

— Мама, сколько раз я тебе говорил, не ставь ты эти банки возле двери, их проще выбросить, чем ждать, пока соседка заберет эту кучу ненужного стекла, по твоей душевной доброте. — Услышала она басовитый голос сына за спиной.

Она боялась пошевелиться и молча стояла, смотрела в обледенелое окно. Ей казалось, что сейчас все исчезнет, и она окажется снова одна, там, в Германии, на парковке, среди незнакомых людей. Она закрыла глаза и судорожно стала вспоминать молитвы, но как назло, ничего не приходило ей в голову.