Константин Минин - Своя правда

Больше некому было громким кашлем заставлять их метаться по комнатам и коридорам, издавая еле слышные шорохи, стуки, обрывки фраз, отдельные слова и мелодии. Теперь они притихли, отчего стали еще страшнее.

Всегда невидимые, все еще пугаясь разлитого по квартире электрического света, они с улицы сквозь тонкие стекла плотно закрытых окон следили за мной.

Стараясь избавиться от назойливых взглядов незваных наблюдателей, я совершил непростительную ошибку, задернув шторы. Незамедлительно воспользовавшись опрометчиво дарованным мной укрытием, тени проникли в комнату.

Наполнив собой пространство за шторой, они сливались в безмолвно копошащийся в ее складках, монолитный ком густого мрака, который, пробив брешь в моей обороне, набирал силу, пожирая других, менее удачливых своих сородичей.

Я сидел на своей кровати, неудобно сложив ноги в позе йога, но заставить себя спустить их вниз, а уж тем более подойти к окну и открыть штору, прогнав тем самым незваных гостей, было выше моих сил.

Растворимый кофе совсем не бодрил, ужасно хотелось спать, и я, ведомый страхом, старался отогнать дремоту безуспешными попытками уложить в привычные рамки моей однообразной жизни всё произошедшее за последние сутки.

Бесконечно живые, насыщенные переживаниями и чувствами события, превратившись в воспоминания, не умещались в рамки обычного восприятия. Они сильно упрощались, оставляя в памяти вместе с хронологическим описанием происходившего только лишь примитивные одиночные ощущения.

Так, например, все события, связанные с моим задержанием, ассоциировались в моей памяти с одним единственным ощущением подступающей к горлу тошноты, а образ Михи все еще вызывал во мне страх.

Зато по-особому ново меня раздражали воспоминания о Татьяне, вызывая вместе с волнением приятное чувство слегка колющей тяжести в самом низу живота.

Потягиваясь я, не открывая рта, подавил зевоту. В голову пришла мысль о лежащем в кармане телефоне и все еще не прочитанных сообщениях в нем. Все они оказались от Андрея.

С приятным чувством удовлетворения я прочел о том, что игру без меня они все-таки проиграли.

Мне живо представилась небольшая поляна, залитая остатками недавно использованных и еще не развеявшихся заклинаний, в фосфоресцирующем свечении которых виднелся небольшой сборный отряд из трех гномов, одного эльфа, четырех паладинов и невесть откуда затесавшегося к ним орка, беспорядочно лежавших в неестественных позах средь брызг и луж собственной крови.

Конечно, ограниченные возможности видеокарты не позволяли моему компьютеру столь детально прорисовать текстуры, да и вообще игра не подразумевала разбрасывание на поле боя трупов, брызг крови и отрубленных частей тел. Все следы кровавых побоищ она предусмотрительно маскировала красивым голубоватым свечением, в котором бесследно исчезали враги, друзья, а, в итоге, и ты сам. Но сейчас это было неважно, меня затягивало в сон и, кем-то придуманный, нарисованный мир живым кольцом смыкался вокруг одиноко стоящего среди трупов своих товарищей мага.

В кустах за моей спиной что-то неестественно звякнуло. Голубоватое холодное пламя окутало меня плотным саваном, не спеша сжигая яркий мир игры. Короткая мысль «Лучники!» сопровождала мое пробуждение.

Проснувшись, я с испугом взглянул на задернутое шторой окно. В комнате все было по-прежнему. Испускаемый лампочкой электрический свет, казалось, надежно защищал меня.

Было ясно, что дальше бороться со сном будет сложнее, и поэтому страх оставить свое бессознательное спящее тело во власти теней, все больше завладевал мной. Я с надеждой взглянул на компьютер, но перспектива, оглушив себя наушниками, сидеть спиной к окну заставила меня отказаться от идеи включить его.

На полке, сбоку от монитора, стояли маленькие пластиковые фигурки черепашек ниндзя во главе с учителем Сплинтером.

Я ими никогда не играл. Их однажды после работы принесла домой мама. Мне тогда было лет девять. Она расставила их по комнате и, явно сдерживая волнение, сказала, что эти игрушки будут защищать меня от ночных страхов, когда она будет уходить на работу.

Я не любил эти фигурки, так как до их появления в нашем доме мама никогда не работала по ночам, мне казалось, что именно они принесли в мою жизнь изменения, забирая из нее два раза в неделю маму.

Но игрушки прижились и, покочевав по комнате примерно полгода, сгрудились на смотровой площадке в углу письменного стола, где благополучно пылились последние несколько лет.

Теперь я смотрел на них другими глазами. Я давно смирился с мамиными ночными дежурствами, понял ее объяснение, что за ночную работу больше платят, а нам, естественно, не хватает денег, и начал замечать в них мутный отблеск маминой любви и заботы. Теперь, когда я начал понимать, как непросто далось ей это решение, от них перестало веять разлукой, теперь мне казалось, что они источали теплое еле ощутимое свечение.

«Войны света», — мелькнула в моей голове мысль.

Я соскочил с кровати и, прихрамывая, затекшими ногами подошел к столу.

Все-таки учебники биологии врут, утверждая, что человек обладает всего пятью органами чувств. Не имея ни малейшего представления о том, как называется орган, расположенный у меня между лопаток, я отчетливо ощущал им, как по-прежнему безмолвный невидимый враг за моей спиной притаился, все плотнее сжимаясь и ежась в ожидании моего взгляда.

Дав себе слово не оборачиваться, я сгреб с полки все пять фигурок. Донателло с деревянной палкой за спиной в воинственной позе взгромоздился на край столешницы. Мысленно я очертил радиус его атаки, отмечая про себя неразумность построения боевого расчета, не включив в него ни одного бойца прикрытия с дальнобойным оружием. Но комната у меня была небольшой, и Донателло на пару с установленным на полу Микеланджело держали под контролем примерно половину освещенной ее части.

Выискивая место для Леонардо, я вдруг заметил тонкое серое щупальце тени, тянущееся под прикрытием трубы отопления от шторы к правому дальнему углу моей комнаты, там оно, распластавшись, прямоугольным серым блином проползало под тумбочку, которая вплотную граничила с моей кроватью.

Битва за комнату была проиграна. Я бросил на кровать фигурки оставшихся двух черепах и вышел из комнаты, предварительно оставив в дверном проеме фигурку Сплинтера.

* Виктор *

Виктор стоял в тусклом пятне желтоватого света, лениво растекавшегося во мрак ночи от давно устаревшей лампы накаливания, единственными преимуществами которой были дешевизна и полное отсутствие привлекательности для воров.

После нескольких неудачных попыток победить магнитный замок домофона он с мучительным напряжением высчитывал номер квартиры Нины и Сергея. «Первый этаж, второй, третий, первая квартира слева. На этаже по четыре квартиры…», — слегка прикрыв глаза, еле слышно бубнил он себе под нос. Ярко освещенные окна квартиры на третьем этаже слева от подъезда добавили ему уверенности в том, что Сергей не спит.