Константин Минин - Своя правда

Оба взглянули на Романа, который с видом человека, готового при первом удобном случае пуститься наутек, не выпуская из рук обкусанный огурец, спиной пятился к выходу.

— Вы что, парни? Давайте еще из-за дурацкого огурца поубиваем друг друга! — испуганно говорил он.

— Из-за огурца?! — взбесился Миха.

— А при чем тут огурец? Огурец тут ни при чём! Дело в тебе! Какого черта ты…

Миха хотел сказать: «Лезешь своими руками», но, на мгновение задумавшись, поправился:

— Все время лезешь, куда тебя не просят! Зачем ты в общую банку залез. Зачем ты лез? Зачем лез!

Миха понимал, что застрял на этом слове, но никак не мог поймать и выразить вертящуюся в мозгу мысль. Он ткнул указательным пальцем в сторону испуганного Романа и, набрав в грудь пахнущий гаражом и соленьями воздух, спокойным тоном сказал:

— Зачем ты? — перевел взгляд вслед за указательным пальцем на Диму. — Зачем Вы! Зачем! Зачем!? Зачем вы к ней лезли?!

Первым пришел в себя Дима. Все еще опасаясь, после недавней взбучки, Михиного гнева, он вымолвил примирительным тоном:

— А сам-то зачем лез?!

«Потому что дурак», — завопил сидящий внутри Михи голос, но другой, видимый для окружающих, Миха, уже взяв себя в руки, сказал примирительным тоном:

— Неважно.

— Так вот и не ори, если неважно, — так же больше для формы ответил ему Дима.

Миха взглянул на спокойного Диму, испуганного Романа, обвел взглядом гараж и растекающееся по полу пятно, присел на высокий верстак и, свободно болтая в воздухе немного не дотягивающимися до пола ногами, с удивлением наблюдал за тем, как некогда спутанные мысли обретали стройную форму и смысл, попутно оборачиваясь вполне человеческими, понятными словами.

— Послушайте, — начал он свою речь.

— Долго нам здесь не просидеть. Ни жратвы, ни воды нет, ночью холодно будет, в любой момент его предки или, чего хуже, менты, нагрянуть могут. И вообще здесь хуже, чем в тюрьме, уж лучше туда, чем тут все время торчать.

— Ага. По нашей статье в тюрьму! Там тебя за это быстро…

Миха коротким, недвусмысленным взглядом оборвал не вовремя влезшего Романа. После чего продолжил:

— Короче, нам решать что-то надо, — резюмировал он.

— Что ты предлагаешь? — спросил Дима.

— Я думаю, валить надо из города. Пока не знаю куда, но подальше отсюда.

— А как же родители? — рассеяно проговорил Роман.

— Чем тебе родители помогут?! Или ты считаешь, им большую радость доставит тебе передачки в тюрьму носить?

— Нет. Просто я подумал, что они и так уже с ума от волнения сходят, а если мы совсем уедем…

— Лично мне домой нельзя, — с грустной усмешкой подал голос Дима.

— Мне тоже, — согласился с ним Миха.

— А что, если мы зря испугались. Мы же не знаем на самом деле, она заявление написала или

нет, — продолжал Роман.

— Тебе Танюха русским языком сказала, что Даню, Макса и Малого менты закрыли. Какие еще знаки тебе нужны?

— Ну так Макса и Малого отпустили же, вроде.

— Макса по любому отец отмазал.

— А Малого?

— Не знаю.

— Давай их спросим.

— Макс трубку не берет, а номера Малого у меня нет.

Роман, поочередно поглядывая то на Миху, то на Диму, подошел поближе и пристально глядя в глаза Михе, слегка заискивающим тоном попросил:

— Слушай, Миха. Отдай мой телефон. Я родителям позвоню, разведаю у них обстановку, я не буду говорить, где мы. Я просто узнаю у них, что вообще происходит. Хочешь, я при тебе на громкой связи поговорю?

Дима стоял в стороне, стараясь держаться от этого разговора подальше.

Миха пошарил в кармане и, достав оттуда плоский с большим экраном телефон, протянул его Роману:

— Держи. У него все равно батарейка села.

Роман взял бесполезный аппарат и, немного повертев его в руках, спрятал в одной из складок своей одежды.

— Спать в машине можно. Там не так холодно будет. А вот с едой и водой — это проблема. Об этом подумать надо, — прервал молчание Дима.

— Я знаю, что делать! — неожиданно, оживившись, вступил в беседу Роман.

Остальные смотрели на него, молча.

— Здесь недалеко мой дом. Я короткую дорогу знаю. Там никто не ходит. Родители на работе. Я быстро туда и обратно смотаюсь. Еды принесу, воды, денег и зарядное для телефона возьму. Тут буквально пять минут ходьбы.

— Нет, — коротко ответил Миха.

— Почему нет!? Скажи ему Дима. Других вариантов нет. Не помирать же нам тут с голоду. Или что? Вареньем питаться будем?

Роман поднял со стола открытую банку, поднес ее к носу и, сделав короткий вдох, по театральному зажмурился, отводя голову в сторону.

— Да оно же забродило! — продолжал гнусавить он, тыча банкой в Диму. — Сам понюхай!

Дима нюхать не стал. Но Романа это не остановило.

— Варенье жрать нельзя! Огурцы он разбил! — размахивая руками и ни к кому конкретно не обращаясь, пискляво кричал Роман.

— Другой еды нет! И меня за едой он не отпускает!

Резко остановившись, он пристально посмотрел на Миху и, понизив голос до хриплого шепота, обратился к Диме:

— Может быть, он хочет, чтобы мы тут умерли все от голода? Что ли мы его рабы?

Роман чувствовал, что слово «рабы» было слабым местом его речи и не очень подходило к общему контексту, но в пылу, заводя сам себя, он не успел подобрать другого, более подходящего, слова для того, чтобы вывести из молчаливого оцепенения Диму.

Его задумка удалась. Немного поерзав на месте, Дима, казалось, вернул утраченную способность сопротивляться.

— Знаешь, Миха. Он прав, — немного растягивая слова, заговорил Дима.

— Других вариантов нет. Пусть идет и принесет еды.

Миха молчал, с невозмутимым видом изучая внутренности небольшой тумбочки под верстаком.

Не дожидаясь ответа, Роман выбежал из гаража в спешке забыв закрыть металлическую дверь.

— Интересно, что он принесет? Надо было ему заказать хлеба с колбасой или салом, — говорил Дима, запирая дверь на засов.

— Ничего он не принесет, — раздался голос Михи.

— Почему ты так решил?

— Он врал. Сегодня суббота, его родители дома и, кстати, действительно вкусное варенье.

Будешь? — спросил Миха, зачерпывая из банки очередную порцию, найденной в тумбочке алюминиевой ложкой.

— Тогда зачем ты его отпустил? — немного растеряно спросил Дима.

— Разве я? — ответил Миха, широко улыбаясь и протягивая собеседнику вторую ложку.

* Сергей *

— Тебе яичницу пожарить или ты омлет больше любишь?

«Зачем я согласился с ним ехать?»

На кухне глухо хлопнула дверка холодильника, и бодрый голос Виктора снова спросил:

— У меня пельмени есть. Хочешь?

«Надо ему что-то ответить».

— Могу картошку пожарить. Ты вообще, что на завтрак обычно ешь? — спросил Виктор, теперь уже стоя рядом со мной.

Диванная пружина, вырвавшись за пределы своего законного места, сквозь тонкую простыню неприятно упиралась в мой бок.