Степан Лукиянчук - День длиною в 10 лет

Вчера сообщили, что приказ по работе скоро подпишут. Значит, в ближайшие дни выведут на промку. Буду работать во вторую смену с 17-ти до 2-х ночи.

Сейчас я читаю книгу Д. Карнеги «Как завоевать друзей и оказывать влияние на людей» (кстати, я заметил, что в начале и в конце книги название варьируется: «Как завоевать…» и «Как завоёвывать…»).

Некоторые люди реагируют неоднозначно на Карнеги, поэтому я стараюсь прятать её за обложкой, не привлекать внимание к тому, что я читаю. Ещё одна причина моей скрытности заключается в том, что люди ревнивы, обидчивы, озлоблены, подозрительны, недоверчивы и т. д. Когда они видят книгу, подобную этой или посвящённую теме психологии, манипулированию людьми, у них начинает развиваться комплекс (или комплексы). Они опасаются вторжения в своё частное, они боятся стать жертвой манипулирования; что их перехитрят, воспользуются ими…

И самое главное, я считаю (!!!) они безумно боятся, что кто-то окажется умнее, хитрее, мудрее их, тем самым разрушив болезненное мнение, взращиваемое, холимое, лелеемое годами о себе самом. Это ведь не секрет, что большинство людей считает себя в глубине души неповторимыми, непревзойдёнными, хоть в чём-то, но самыми-самыми…

Вывели на работу. На первый взгляд, работа нетяжёлая, нефизическая. Многие уверены, что ГТК (группа товарного контроля) ничем не занимается. Оно, конечно, верно, если относиться к работе спустя рукава. Я так не могу. Поэтому в первые дни получал в свой адрес огромный негатив со стороны других заключённых. Ходил под стрессом. Зекам не нравится, когда их контролируют, указывают на ошибки, заставляют переделывать. Чего только я не услышал за эти дни в свой адрес!

Работа моя носит такой характер, что приходится контролировать качество продукции. Заключённые, чью работу я контролирую, считают, что я их враг. Я же просто считаю, что люди на свободе вправе получать качественный товар взамен на деньги, которыми они расплачиваются. Отсюда и мои проблемы на работе. Но я держусь и думаю, что своей принципиальностью не поступлюсь. Хотя кто знает — все мы люди!

Вчера вечером, когда я читал книгу, ко мне подошёл один заключённый, поинтересовался, до сих пор ли я читаю Карнеги. Я приветливо посмотрел на него (давая понять, что готов к диалогу). Он заметил, что эта улыбка ему знакома, что он её уже где-то видел, потом перевёл взгляд на книгу и воскликнул: «Да, об этом написано у Карнеги!». По случаю, он мне поведал одну историю. Когда-то он жил в бараке с одним человеком (он отбывает наказание уже 10 лет), который также читал Карнеги и «воспринял книгу очень близко к сердцу» (Буду называть рассказчика Михаилом). По словам Михаила, тот человек очень прилежно и скрупулёзно начал выполнять правила, предлагаемые Карнеги. «Этот человек, — рассказывал далее Михаил, — постоянно улыбался, и улыбка эта смотрелась очень неестественно. Все знали, что он увлекается Карнеги, и поэтому его улыбка вызывала более смех у окружающих, чем симпатию и доверие. Ему даже и прозвище дали, называя его с иронией — Карнеги».

Я невольно тут же провёл аналогию с самим собой: окружающие люди, зная, что у меня в руках книга Карнеги, замечая, быть может, изменение моего привычного поведения, также сочтут меня неискренним, обманчивым, не заслуживающим доверия. Вместо того, чтобы «завоёвывать друзей», я наоборот начну отталкивать их от себя?

Не знаю, замечали ли вы или не замечали, у людей в неволе особенное выражение лица. На их лица как будто бы легла неведомая печать. Это «клеймо» на лице сохраняется надолго. Даже на свободе у бывшего заключённого может оставаться определённое выражение, взглянув на которое, свободные люди догадываются о том, что человек побывал в заключении. Вы, наверняка, слышали выражение «рожа протокольная»? Знаю, слышали!

Теперь я сам за решёткой. Наверное, незаметно для меня изменилось выражение моего лица. Я редко обращаю на это внимание, но часто замечаю за другими заключёнными (Конечно, мне же приходится смотреть на них каждый день!).

Эта история тянется слишком долго, и всё-таки я ещё не закончил!

Все предыдущие дни я отходил от темы всё дальше и дальше. Яркая вначале мысль тускнела и тускнела. Время не стоит на месте. Появлялась новая информация, которая обрабатывалась сознанием, перемешивалась с уже имеющейся, происходил новый анализ, следовали новые выводы. В результате у меня ощущение, что я знаю больше, чем знал несколько дней назад, вижу шире, и дальше, и глубже.

Как я уже упоминал ранее, у осуждённых особенно заметно это клеймо угрюмости…

Особенно это заметно по утрам, когда отряды выстраиваются на зарядку: лица сонные и очень-очень угрюмые. И на дневных и на вечерних проверках, в столовой во время приёма пищи — одни и те же лица.

Ещё до того, как я повстречал книгу Карнеги, я всматривался в лица других осуждённых и думал: неужели у меня такое же лицо? Иногда я старался контролировать себя, показывая вид, что у меня хорошее настроение, что меня ничто не беспокоит, не одолевают думы…

…Нет-нет, конечно, я соглашусь, что не все такие угрюмые внешне, что это прямо-таки бросается в глаза. Я имею в виду, что печать угрюмости запечатлена внутри человека (какая-то психологическая травма — следствие какого-то события, потрясшего человека). Эта печать омрачает, отравляет его (человека) изнутри, иногда охватывает его целиком (душа болит), выливаясь в болезненное выражение лица (угрюмость). Когда человек погружён внутрь себя, рассматривает себя внутри, он плохо контролирует себя внешне.

К тому же никто не отменял смысл выражения «рожа протокольная»! Понятно, что подобное выражение в некоторых случаях применимо даже к тем людям, которые ни разу не находились под «протоколом». Но я думаю, что в большинстве случаев естественное выражение лица (естественное для конкретного человека) напрямую выражает его внутренний мир (что там творится) в данный момент времени.

Знаменательным, мне кажется, будет пример Детства. Маленькие дети не могут грустить, быть в плохом настроении, злиться, помнить зло. Они очень легко и быстро переходят из подавленного состояния, плохого настроения в весёлое, непринуждённое, доброе. В связи с этим мне припомнился случай. Полтора года назад ко мне на свидание (длительное) приехала маленькая дочка. Не помню точно, что именно она набедокурила. Жене я запретил наказывать, ругать и вообще как-то упоминать об инциденте, не изменять с её стороны отношение к ней. Сам же сделался грустным, односложным, пассивным, от общения с ней не отказывался, но и инициативы не проявлял, не разделял её веселья. Поняв, что её никто не собирается ругать, дочка снова начала веселиться, поглядывать на меня, видела, что я не реагирую на неё и всё-таки чувствовала, что что-то не так. В конечном итоге результат моего эксперимента оправдал мои ожидания: дочка сама подошла, уселась на колени, обняла за шею, чистосердечно призналась, разревелась, попросила прощения и искренне пообещала впредь вести себя хорошо. Через пять минут моя «свистулька» снова была весела, прыгала и танцевала вместе со мной! Дети ведь очень эмоционально чувствительны, правда? Они остро чувствуют изменение эмоционального фона вокруг себя. Они редко и, если случилось, недолго могут находиться в плохом настроении. И так как радостное, весёлое настроение — это их нормальное состояние, они стремятся вернуться к нему во что бы то ни стало (Естественно, некоторые дети могут составлять исключение из общих правил: причина этого, я полагаю, в окружающей обстановке и врождённой степени подверженности негативным факторам отдельного ребёнка).