Луиза Эрдрих - Круглый дом

И вот однажды вечером зазвонил телефон.

Снимаю трубку, говорю: «Алло!»

Молчание. Потом женский голос спрашивает:

– Я говорю с Линдой Уишкоб?

– Да, – отвечаю. И тут меня охватило смутное подозрение. Я поняла: что-то будет…

– Это твоя мать Грейс Ларк, – голос напряженный, нервный.

Я бросила трубку. Потом, когда я прокручивала в голове наш короткий разговор, он мне показался забавным. Я инстинктивно отвергла мать, бросила трубку с ее голосом в ней точно так же, как она когда-то бросила меня на произвол судьбы.

Как вам известно, я государственная служащая. И в любой момент я бы могла узнать адрес моих биологических родителей. Я могла им позвонить или могла напиться и – нате вам! – объявиться у них во дворе перед домом и учинить дебош! Но я не хотела ничего про них знать! Зачем? Все, что я про них знала, причиняло мне только боль, а я по жизни всегда старалась избегать боли – поэтому, наверное, я и замуж не вышла, и детей не нарожала. Мне неплохо жить одной, кроме разве что… ну… в общем, в тот вечер, когда я бросила трубку, я заварила чаю и села решать кроссворд. Один вопрос поставил меня в тупик. Сложное слово из двух корней, тринадцать букв. И я очень долго искала разгадку, даже в словарь полезла, пока не нашла нужное слово: доппельгангер. Призрак-двойник.

Я всегда связывала посещения этого незримого существа с духами, которые влетели в мою голову из-за массажей Бетти. Первый раз это посещение произошло, когда меня ненадолго забрали из дома и поместили в ту белую комнату. В другие разы меня посещало чувство, что рядом со мной кто-то идет или сидит, но всегда остается вне поля моего зрения. Я ведь разрешила собаке жить со мной в доме потому, что она отпугивала это невидимое существо, которое с годами стало вроде как беспокойным, беспомощным и все чего-то клянчило, а почему – я и сама не могла понять. Я никогда не воспринимала это существо как имеющее отношение к моему брату-близнецу, который жил в часе езды от нас. Но в тот вечер случайное совпадение неожиданного телефонного звонка и слова из тринадцати букв в кроссворде заставило меня призадуматься.

Бетти говорила, что она понятия не имеет, как Ларки назвали новорожденного мальчика, хотя наверняка она знала. Конечно, коль скоро мы оказались разного пола, мы же были разнояйцевыми близнецами, и, как можно предположить, не больше похожи, чем любые другие брат и сестра. В тот вечер, когда позвонила моя биологическая мать, во мне возникла жгучая ненависть и отвращение к брату-близнецу. Я ведь впервые услыхала ее дрожащий в телефонной трубке голос. А он этот голос слышал всю жизнь.

Мне долго казалось, что я ненавижу и биологическую мать. Но эта женщина просто представилась: твоя мать. Мой мозг четко записал, как магнитофон на пленку, ее слова. И всю ночь, и все утро эта запись прокручивалась снова и снова. Но к концу второго дня ее интонация уже подзабылась. И мне стало легче, когда на третий день запись остановилась. Но на четвертый день эта женщина опять позвонила.

Она начала с извинений.

– Прости, что беспокою тебя! – И начала рассказывать, как она всегда мечтала встретиться со мной, да боялась узнать, где я. Еще она сказала, что Джордж, мой отец, умер, и она живет одна, а мой брат-близнец раньше работал на почте, а потом переехал в Пьер, в Южную Дакоту. Я спросила, как его зовут.

– Линден, это наше старое семейное имя.

– Значит, и мое тоже – старое семейное имя? – спросила я.

– Нет, – ответила Грейс Ларк. – Оно просто похоже по звучанию на имя твоего брата.

И еще она сказала, что Джордж поспешно вписал мое имя в свидетельство о рождении и что они никогда меня не видели. Потом она начала рассказывать, как Джордж умер от инфаркта, а она собралась переехать в Пьер поближе к сыну, да у нее рука не поднялась продать дом. Еще она сказала, что даже не знала, как близко я живу, а иначе она бы уже давным-давно мне позвонила. Эта убаюкивающая беседа о всякой ерунде, должно быть, навеяла на меня дремоту, потому что, когда Грейс Ларк спросила, можем ли мы встретиться и может ли она пригласить меня на ужин в ресторанчик «Вертс-Саппер Клаб», я машинально согласилась, и мы назначили день.

А когда я повесила трубку, я уставилась на пламя в камине и смотрела долго-долго. До ее звонка я разожгла камин и собиралась поджарить попкорн на огне. Я так частенько делала: подбрасывала жареные зерна в воздух, а собака подпрыгивала и ловила их на лету. А может, я бы села за кухонный стол и посмотрела кино по телевизору. Или села бы у камина почитать роман из библиотеки. А собака лежала бы у моих ног, похрапывала и дрыгала ногами во сне. Я так обычно провожу вечера. Но теперь на меня навалилось кое-что новенькое. Меня обуревали тревожные мысли. И какая из них одолеет мою волю? Я не могла решить. Подошла собака, села и положила голову мне на колени, так мы просидели долгое время, пока я не осознала, что меня охватило странное бесчувствие. Мне даже стало легче от того, что я враз перестала что-либо чувствовать. Я выпустила собаку на двор, потом снова впустила в дом и пошла спать.

И вот мы встретились. Она оказалась обыкновенной, ничего особенного. Я была почти уверена, что видела ее раньше в городе – в магазине или в банке. Ведь трудно не замечать кого-то, с кем всю жизнь живешь по соседству. Но вряд ли я подумала о ней как о родной матери, потому что не обнаружила никакого сходства с собой.

Мы не обменялись рукопожатием и, конечно же, не обнялись. Мы сели на дерматиновые диванчики напротив друг друга. Моя биологическая мать вытаращилась на меня.

– Так ты не… – Она осеклась.

– …умственно отсталая?

Она поборола волнение.

– У тебя отцовские волосы. Джордж тоже был темный.

У Грейс Ларк были голубые глаза с красноватыми кругами вокруг век, на глазах – очки в неприметной оправе, хищный нос и крошечный безгубый рот дугой. Типичные для семидесятисемилетней женщины волосы: жестко завитые седые пряди. Во рту нее виднелась потемневшая вставная челюсть, в ушах болтались серьги с искусственными жемчужинами. На ней был синий брючный костюм, на ногах – ортопедические сапоги на шнуровке с квадратными носами. Ничего в ней не было такого, что бы привлекло меня. Обычная старушка, которую увидишь – и обойдешь стороной от греха подальше. Я замечала: жители резервации обычно с такими вот старушками предпочитают не общаться – уж не знаю, почему. Наверное, инстинкт взаимной неприязни.

– Ты что будешь? – раскрыв меню, спросила Грейс Ларк. – Может, у тебя есть любимое блюдо? Я плачу.

– Нет, спасибо, – ответила я, – счет мы разделим пополам.

Я заранее подумала о таком повороте и решила, что если уж моя биологическая мать захотела загладить каким-то образом свою вину, то больно дешево она решила ее компенсировать этим ужином. Мы сделали заказ и стали пить кисловатое белое вино.