Луиза Эрдрих - Круглый дом

– Джо, а вот кексик для тебя, – и Линда вытащила из сумки еще один кирпичик. Она не стала благодарить меня за бананы на глазах у родителей, что меня удивило. Многие взрослые полагают, что все, что бы ни сделал юнец, должно стать всем известно. Они готовы расхваливать любую приятность, которую им сделает подросток. Я уже приготовился вышутить свое банановое подношение, но Линда избавила меня от этой необходимости. Зато она пустилась оживленно обсуждать погоду с моим отцом. В точности как раньше, они опять начали обсасывать свою излюбленную и много раз уже обсосанную тему. Естественно, мама скоро поднялась и ушла на кухню заварить чай и нарезать банановый кекс. А я решил предпринять новую уловку и сел на кушетку рядом с ними. Рано или поздно они должны были соскочить с погодного конька и перейти к чему-то более важному. А если отец встанет и уйдет, тогда я затрону тему гольфа. Они обсуждали недавние ливни: сколько дюймов осадков выпало в том или ином округе и стоит ли ожидать дождя с градом. Они начали вспоминать, когда в последний раз видели град и какой урон урожаю он нанес, и тут я зевнул, прилег на спину и прикрыл глаза. Я притворился, что глубоко сплю и ничего не слышу; разок дернулся как бы во сне и потом задышал ровно и глубоко, думая, что мой сон покажется им вполне убедительным. Я развалился на кушетке. Они говорили, что бывают градины размером с мячик для гольфа, абсолютно круглые как горошины, и что иногда градины пробивали кровлю домов, словно шрапнель. Кушетка была широкой, а ее подушки мягкие. Проснулся я через час. Сидя на краю кушетки, мама тихо произносила мое имя и похлопывала меня по ноге. Как иногда бывает, когда выныриваешь из глубокого сна, я не сразу понял, где нахожусь. Но я не открыл глаза. Мамин голос и знакомое с детства ощущение тяжести ее руки на моей лодыжке – именно так она всегда меня будила, – навеяло умиротворение. И я мысленно нырнул еще глубже в укромное место, где на самом раннем этапе жизни всегда оставался неуязвимым.

Когда же я наконец проснулся, было темно, дом объяла тишина. Перл посапывала во сне, свернувшись на плетеном овальном коврике у противоположной стены. Меня накрыли вязаным пледом. Я сбросил его, и сразу стало холодно. Я проспал ужин и теперь проголодался, поэтому завернулся в плед и прошлепал на кухню. Пёрл встала и последовала за мной. Накрытая фольгой тарелка с едой поблескивала на столе. В небе сияла полная луна, и вся кухня словно ожила в бледном лунном свете. Теперь, уже немало пожив на этом свете, я понимаю, что случилось со мной в ту ночь на кухне и почему это случилось именно тогда. Во время сна я утратил бдительность. И разные мысли, отгонявшие от меня другие мысли, растаяли, а я остался наедине с мыслями, которые реально меня тревожили. С мыслями о том, что я запланировал сделать. И следом за этими мыслями в меня заполз страх. Я никогда еще по-настоящему не боялся, во всяком случае, за себя. За маму и отца – да, боялся, но те страхи я мог проявлять в открытую и делиться ими с родителями. Мои худшие опасения потерять семью не оправдались. Мои родители, хотя и понесли урон, снова спали в своей комнате наверху, в своей постели. Но я понимал, что обретенный ими покой носит временный характер. Ведь Ларк вернется опять. Если только не найдут труп Майлы или она не окажется живой и не подаст иск о похищении, он был волен идти на все четыре стороны.

Я должен был сделать то, что должен. На мне висел этот долг. В призрачном сиянии луны меня объяло такое чувство ужаса, что слезы выступили на глазах, и я издал короткий сдавленный вскрик, то ли рыдание, то ли стон от боли. Я скрестил на груди кулаки и прижал их к сердцу. Я старался не издавать ни звука. Мне не хотелось, чтобы клубок моих эмоций обрел голос. Но я оказался нагой и крошечный перед могучей стеной. Выбора у меня не было. Я заглушал издаваемые мной звуки, так что кроме меня их больше никто не мог услышать, такие постыдные и такие непривычные. Я лег на пол – волна ужаса захлестнула меня – и постарался дышать ровнее, пока ужас терзал меня, как хорек курицу.

Так я, скованный ужасом, пролежал с полчаса, а потом все прошло. Я не знал, пройдет ли это когда-нибудь или нет. Я съежился так крепко, что все тело болело, когда я попытался расслабить мышцы. Все тело ныло, когда я шатаясь поднялся с пола, точно разбитый артритом старик. Шаркая, я поднялся по лестнице в свою комнату. Все это время Перл не отходила от меня ни на шаг и теперь устроилась подле моей кровати. Я ее от себя не отпускал. Засыпая, я понял, что кое-что узнал. Теперь, испытав чувство страха, я знал, что это ненадолго. Как бы сильна ни была власть страха надо мной, она со временем ослабевала. И должна была иссякнуть совсем.

Второй раз использовать бананы как предлог было глупо, поэтому я решил сам забежать к Линде в полдень. Я знал, что обычно она приносила с собой обед из дома, но раз в неделю устраивала себе праздник и угощалась тем, что женщины обычно заказывали в закусочной «Здоровяка Эла», – супом и салатом. Каждый день проходя мимо, я заглядывал в окно или заходил внутрь и брал виноградную газировку. На третий день я заметил, как Линда приближается к закусочной своей тяжелой торопливой походкой. Она приветливо помахала Баггеру, сидящему на узкой полоске грязного газона между двумя зданиями, остановилась и дала ему сигарету. Я удивился, что она курит, но потом узнал, что она всегда носила с собой пачку – угощать сигаретой людей, просивших ее об этом. Я поставил велик так, чтобы видеть его из закусочной, и вошел за ней. Она, естественно, со всеми посетителями была знакома и со всеми завела беседу. Линда заметила меня, только когда села за столик. Я притворился, что увидел ее только что. От радости ее глаза навыкате еще больше выпучились.

– Джо!

Я подошел к ней и стал озираться, как бы ища глазами друзей, и она спросила, не голоден ли я.

– Немного.

– Тогда присядь.

Она заказала себе корзинку жареных креветок с картошкой фри. И, не спросив у меня, еще одну. Самое дорогое блюдо в меню. И еще кофе для себя и стакан молока для меня, потому что я рос у нее на глазах. Я пожал плечами и сделал вид, что деваться мне некуда.

– Не беспокойся, – сказала Линда. – Когда придут твои друзья, можешь пересесть к ним. Я не возражаю.

– Здорово! – отозвался я. – Не стоило… в любом случае, спасибо. У меня денег только на банку газировки. А вы всегда заказываете жареные креветки?

– Никогда! – Линда подмигнула мне. – Это же деликатес. Сегодня особый день, Джо. Сегодня у меня день рождения.

Я поздравил ее с днем рождения. И тут мне пришло в голову, что сегодня еще и день рождения ее брата-близнеца. Значит, был повод поговорить о нем. И я вспомнил историю ее появления на свет.