Александр Бушковский - Рымба

Взял Прокоп ее сухонькую ладонь в свою черную пригоршню и перекрестил жену.

– Ох, спаси тебя Бог! Теперь сам…

– Что “сам”?

Молчит Марфа, еле дышит. Сообразил Прокоп и перекрестился размашисто.

– Уф! – вздохнула та. – Отпустило! – и глаза открыла. Улыбнулась, словно лучик солнечный блеснул.

– Обхитрила, да? – спросил Прокоп устало и не удержался – улыбнулся ей в ответ. – Трясогузка ты.

Встал кряхтя и отправился топор точить и строгать для него топорище. До сих пор топор дело делает, только гвозди не руби да заточку поправляй…»

Не было зимы в этом году. Словно не хотела Рымба соединяться льдом с землей. Осень стояла до Рождества, снег выпадал и таял. Тонкие забереги после ночных морозцев днем ветер разбивал в шугу и утаскивал. В новом году продолжилась та же история. Хотя к Крещению земля и отвердела, а к февралю побелела, однако слабенький ледок схватил озеро только к марту.

Митя, Слива и Волдырь все это время рыбачили верхоплавом, по открытой воде. На плотном ветру кубаса сетей, лодки и весла покрывались коркой льда, тяжелели и грозили утянуть рыбаков в темную глубину, зато в такую погоду можно было вовсе не опасаться вора, рыбнадзора и прочих людских напастей. Да и лосось хорошо ловился – жировал, под сырой метелью гонял корюшку возле самой поверхности. Ему, лососю, всякий знает, чем хуже погода, тем лучше.

Лед, пока полностью не встал как-то тихой и морозной ночью накануне весны, понемногу все же нарастал от берегов острова, и лодку приходилось оставлять на его кромке, все дальше от дома. Рискуя провалиться по пути или потерять при шторме. Но понятно ведь, кто не рискует, тот не ловит.

Рымбари в костюмах-поплавках таскали за снегоходом деревянные сани с привязанными к ним пустыми пластиковыми бочками, чтобы, если все же вдруг ухнут под лед, не погубить технику и улов. Но им везло. Несколько раз они перепрыгивали трещины и выскакивали из луж, разлившихся по льду из этих трещин, а однажды перевернули сани и утопили несколько крупных рыбин. Лосось, как всякому известно, он сразу тонет.

Весь этот цирк закончился, когда наконец ударили морозы. Пришлось выдолбить бутылки-поплавки из гибкого льда и опустить под него сети. Лед быстро толстел, и деревня приготовилась встречать гостей. Ждали бригаду лесорубов. А заодно и их работодателей, новых хозяев, арендаторов земли. Все они прибыли в четверг, второго марта. Было пасмурно.

Сначала прилетел снегоход. За секунды он вырос из точки на горизонте в крупного быстрого зверя. Мощный, пятнистый, иностранной армии образец. Шарил фарой по серому дню. Управлял им сам Игорь, начальник охраны, в ярко-оранжевом комбинезоне, в черном, похожем на полицейский шлеме и очках-хамелеонах. «Гля – терминатор, ишь ты!» – прошептал Волдырь, наблюдая из окна избы. Слива промолчал, соображая, что в случае чего придется прятаться на чердаке.

Умело ведомый аппарат выскочил со льда на берег и встал, остановился возле Митиной избы. Галогеновая фара медленно погасла, будто закрылся сонно глаз. Водитель слез с сиденья, снял шлем и вошел в дом. На горизонте показалась еще какая-то техника, судя по размерам, более серьезная. Через несколько минут стал различим красный трактор на большущих надувных колесах, который пер за собой строительный вагончик-бытовку на пластиковых санях.

– Пойду встречу! – Волдырь нахлобучил ушанку и снял с гвоздя фуфайку. – Узнаю, что к чему, что за вальщики. Где рубить собираются. Если что, ты…

– На чердак.

Волдырь вышел, а Слива остался у окна наблюдать, как трактор вытаскивает сани с бытовкой на берег и тянет их вдоль всей деревни на мыс. Мимо Волдыря, дымящего папиросой у дороги, не обращая внимания на лающую и кидающуюся под колеса Белку. В конце концов бытовка оказалась возле обгорелой церкви, из нее вышли двое, а третий, тракторист, медленно слез из кабины на снег и, как издалека показалось удивленному Сливе, перекрестился на маковку.

Мужики поздоровались за руку с Волдырем, пару минут постояли-поговорили, потом зашли вместе с ним в бытовку. В это же время из Митиной избы вышел Игорь-терминатор, вскочил на снегоход и рванул по тракторной колее вслед за вагончиком. На всякий случай, чтобы не быть замеченным, Слива отошел от оконца в полумрак, когда тот пролетал мимо. Потом из дому вышел и сам Митя, потоптался на крыльце и зашагал к Волдыревой избе.

– Мусор твой все жене моей улыбается, – сообщил он, заходя в горницу, – на чай набивается. Пришлось налить, заодно узнать, что за бригада, где рубить хотят.

– Волдырь уже там. – Слива продолжал глядеть в окно на то, как главный охранник подъезжает к бытовке, как вбегает в нее по приставной лестнице.

– Порубочник [25] Порубочный билет, документ на право рубки. показывал, документы всякие, договора. – Митя сел к столу и навалился на него локтями. – Хохлов, говорит, нанял. Работящие, говорит, ребята. Вежливый весь такой, ласковый. Елки на мысу обещал не рубить, хочет пейзажик сохранить… Аутентичный, что ли… Сжег бы я этот трактор вместе с вагончиком, вот и был бы такой пейзажик! Да ведь все легавые в округе на лапы вскочат!

– Сжечь всегда успеем, Дмитрий Иваныч, – спокойно возразил, будто поддержал Слива, – дело не хитрое. Давай сначала с вальщиками познакомимся. Мож, и не придется на крайности идти. О, разведчик возвращается!

Из бытовки вышел Волдырь, не спеша закурил и направил валенки к дому.

– Сам Преображенский этот, или Рождественский, мол, проектом заинтересовался, – продолжал тихо кипеть Митя, – обещал из Лондона приехать, летом стройку инспектировать. Сулит Игорюша твой финансовые вливания. Для домика, говорит, и тут лесу нарубим, а уж если шефу островок окончательно понравится, то целая баржа со стройматериалами сюда придет. Будет здесь туристический центр, как в Швейцарии. Охота-рыбалка, народные забавы… Ну что, дядя Вова, как там хохлы?

Волдырь вошел довольный, распространяя свежий винный запах.

– Да они и не хохлы вроде. – Он сел отдышаться. – Я спрашиваю, откуда, ребята? Отвечают, из Закарпатья. Хохлы, спрашиваю, или молдаване? Сам ты, дядя, хохол. Русины мы, слыхал? Меж собой на каком-то допотопном языке гутарят, со мной по-русски, нормально, все понятно. А вино у них! Красное, вкусное, густое, как чифирь. Целая бочка! Стакан налили за знакомство, меня аж ошунуло [26] Ошунуло – качнуло ( поморский диалект ). , вбок повело! И колбаса кровяная. Главное, все Васили…

– Опять ко мне в избу поехал, – раздраженно удивился Митя, глядя в окно.

– Пусть едет, – переключился Волдырь. – Что ты, Любане не доверяешь, что ли? А вот когда он совсем от ее бровей ошалеет, нам легче будет за ребра его подвесить. Умная баба из такого блудодея враз веревочку совьет. Верно я говорю, Славка?