Мари-Од Мюрай - Спаситель и сын. Сезон 2

— Никакого инсульта, — сказала Брижит. — Истощение и начало обезвоживания, но он быстро идет на поправку. Беспокоится о своем мешке.

— Успокой его. Мешок у меня.

— Не мог бы ты порыться в боковых карманах? Где-то должно быть удостоверение личности. Нам нужно для оформления.

Как только выдалась свободная минутка, Спаситель изучил содержимое карманов походного мешка. В одном нашелся старый кожаный бумажник, о котором говорила Луиза. Он открыл его и посмотрел на фотографию молодого Жово, держащего за руку маленькую девочку. Посмотрел и улыбнулся, сомнений быть не могло: мадемуазель Жовановик — внучка старого легионера. У девочки были волосы, глаза и подбородок Фредерики. Из другого кармана он достал совсем новенькую визитницу со старой банковской картой на имя Жозефа Керкеца, потрепанный паспорт на имя Боско Керкеца и свидетельство об инвалидности на имя Боско Жовановика. Спаситель понял: старый легионер успел прожить не одну жизнь, и что-то ему подсказало, что последнюю старик проживет на улице Мюрлен в доме № 12.

Однако была среда, часы показывали 16:55, и Спаситель, который всех своих пациентов мысленно раскладывал по полочкам, чтобы извлекать их в нужный день и час, сейчас должен был сосредоточиться на одном-единственном.

— Бландина, как поживаешь?

— Супер. Видишь у меня мешки?

Спаситель оглядел приемную.

— Мешки под глазами, я имею в виду.

— Понял. Ты по-прежнему не спишь?

— Сплю, и еще как! Вот только что в музыкалке дрыхла. Училка по флейте чуть меня не убила. — Бландина, вместо того чтобы сесть на кушетку, отправилась к клетке мадам Гюставии. — Куда остальные подевались? — удивилась она.

— Заболели и умерли.

— А эти как себя чувствуют?

— Как видишь.

Трем хомячатам исполнилось семнадцать дней, и они набирались самостоятельности. Мамаша Гюставия время от времени наставляла кого-то из непосед на путь истинный, утаскивая за шкирку.

— Забавные зверятки. Оставьте мне одного, папа обрадуется.

— Да ты что? Он полюбил хомячков?

— Неа, он меня боится.

— Тебя боится?

— Как только он скажет какую-нибудь гадость, — Бландина рассекла воздух ладонью, — я его ставлю на место.

— Так-так-так. Ты случайно не возомнила себя всемогущей?

— Возомнила. Я королева никудышников. А знаешь, я ведь потеряла телефон за двести двадцать евро. Мне в тот день было совсем погано.

— Отец купит тебе другой.

— Знаю, он старается купить меня своими денежками, но со мной этот номер не пройдет.

Бландина решила манипулировать манипулятором. Она потеряла уважение, какое младшие испытывают к старшим. В конце сеанса она сказала:

— Жалко, что мне двенадцать лет и вы меня не дождетесь.

— Не дождусь чего?

— Меня, чтобы жениться.

— М-м.

— Я же вас очень люблю. Даже когда вы «м-м» говорите с улыбочкой, которую не поймешь.

Спаситель улыбнулся еще шире, и улыбка стала почти пугающей.

— Вау! — воскликнула Бландина. — Прямо как у кота из «Алисы»!

Спаситель с Лазарем раз десять смотрели «Алису в Стране чудес», и он заговорил вкрадчивым кошачьим голосом:

— «Может быть, ты заметила, что голова у меня не всегда в порядке? Потому что все мы тут безголовые…»

— Это точно, — подхватила Бландина, — особенно взрослые. Нет, не очень-то хочется мне взрослеть!

— А это уже не Алиса, а Питер Пэн. Но подумай, хочется ли тебе до скончания дней ходить в школу и заниматься флейтой?

— Вот уж нет, это точно! — согласилась она, раскинувшись на кушетке.

— Значит, лучше все-таки взрослеть.

— А можно как Марго…

— То есть?

Бландина сделала вид, что режет себе запястье.

— А-а, напугала дорогого психолога?! Не стоит. Умирать мне не хочется. Уж очень я люблю конфеты. — И запела: — «Харибо конфет лучше в мире нет!»

Спасителю всерьез нужна была небольшая передышка после ухода Бландины. Он очень рассчитывал, что мадемуазель Жовановик не явится к нему раньше времени, как в прошлые разы. Спаситель откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза ладонями. Он любил Бландину, но очень уставал от нее.

— Здравствуйте, мадемуазель Жовановик.

Фредерика терпеливо ждала в приемной и, похоже, не спешила перейти в кабинет.

— Здравствуйте, месье Сент-Ив, — поздоровалась она, ее официальный тон не предвещал ничего приятного. Она вошла и села, положив на колени сложенное пальто.

— Разрешите? — Спаситель хотел избавить ее от пальто.

— Спасибо, не нужно.

— И какая у нас сегодня тема? — Спаситель решил ее подбодрить.

— Никакой. Я поняла, что темы у вас тут не приняты.

— Не приняты, — эхом откликнулся Спаситель.

— Я могла бы предупредить вас по телефону, что не буду больше заниматься психотерапией, но сочла, что лучше сказать вам это лично.

Для Спасителя решение Фредерики было полной неожиданностью: с его точки зрения, прошлая консультация прошла очень удачно.

— Раз вы потрудились прийти, мы могли бы воспользоваться этим и подвести итог нашим четырем консультациям, — предложил он.

— Какой итог?

— Вы не почувствовали, что так или иначе сдвинулись с мертвой точки?

Фредерика не понимала, о чем толкует Сент-Ив.

— Вы пришли сюда, потому что были безутешны из-за смерти своего котика.

Фредерика повела плечом: есть о чем вспоминать! Дело прошлое.

— На предыдущей консультации вы задумались, не переехать ли вам от матери, не так ли?

— Я нашла себе квартирку. Переезжаю через четыре дня.

Спаситель чуть рот не открыл от изумления: месяц тому назад у него в кабинете несчастная молодая женщина оплакивала своего Филу, теперь перед ним сидела красавица, готовая зажить независимой жизнью, и, по ее мнению, психотерапия тут ни при чем?!

— Лично мне ваша терапия никак не помогла. Очевидно, все зависит от характера.

— Так-так-так.

— Если бы вам платили в конце курса по результатам, я бы ничего не потратила.

Спаситель прикусил себе щеку. Он всегда так делал, когда считал, что лучше промолчать. Мадемуазель Жовановик сочла его молчание признанием собственной никчемности и проявила великодушие:

— Не принимайте близко к сердцу. Я пошутила.

Вообще-то она начинала его злить.

— Вы когда-нибудь слышали о барселонском Teatreneu?

— Это что? Футбольная команда? — спросила она, на секунду утратив свою великолепную самоуверенность.

— Нет. Особый театральный зал, где выступают артисты-комики. Кресла оборудованы электроникой, которая реагирует на выражение лица. Вход в театр бесплатный, но за каждую свою улыбку зритель платит по тридцать сантимов на выходе.

На лице мадемуазель Жовановик было написано недоумение, она не понимала, куда клонит психолог.

— Если бы мне платили по окончании курса, но не по улыбкам, а по бумажным платкам, вы были бы моей самой выгодной клиенткой… Я пошутил…