Халлдор Лакснесс - Рыбаки уходят в море… Исландская новелла

— Хорошая погода, — сказал я наконец, чтобы продемонстрировать, как удачно я умею выбирать темы для беседы.

Да, будильник тотчас же согласился со мною, что на погоду грех жаловаться.

— Прилив, — сказал я и уставился в небо, где вдруг увидел тучи. — Наверное, ветер поднимается.

Фу, мой прогноз явно не понравился будильнику, и он затыкал как-то неровно, словно в ознобе.

— Что ты лежишь тут? У тебя, видно, нет никого на свете?

Будильник не удостоил меня ответом. В его механизме что-то весело щелкнуло, будто он напоминал мне, что этот апрельский вечер прекрасен и что скоро наступят весенние сумерки.

— У тебя, наверное, нет хозяина? — спросил я. — Хочешь жить на новом месте?

Будильник уклонился от прямого ответа, но так яростно зазвонил, что у меня не осталось никаких сомнений в том, что звонок у него ничуть не хуже, чем у других будильников.

— Звонишь ты прекрасно, — сказал я, когда он умолк. — Такой звонок по утрам спас бы меня.

Он меня явно не понял, так что я без обиняков, чистосердечно поведал ему, что пишу роман о человечестве и должен поскорее закончить его. Однако, как на грех, есть у меня один порок: сам я по утрам проснуться не могу, и это очень скверно, поскольку всего лучше мне пишется именно между девятью и двенадцатью часами утра.

Это расстроило будильник. Я видел, как он погрустнел и насупился. Собравшись с духом, я спросил его, согласен ли он отправиться со мною, если он, конечно, свободен, и будить меня отныне по утрам. Если же ему у меня не понравится, не захочется оставаться, я отнесу его обратно на то же место.

— У меня нет часов, — пролепетал я.

Поняв, как это для меня важно, будильник начал ломаться. Ему, мол, надоели переезды, ему, дескать, и здесь очень хорошо. Подумаешь, прилив или там ветер, ему все это безразлично! С другой стороны, ему не составит никакого труда будить меня по утрам, он не из тех будильников, которые увиливают от работы, нет, не из тех.

— А вот я возьму и куплю красной краски, — сказал я, — Мне ничего не стоит закрасить все облупленные места на тебе.

Облупленные места? Неужели я действительно считаю, будто он так тщеславен, что стыдится облупленной краски? Какое заблуждение! Да он гордится этими щербинами, они свидетельство необходимого жизненного опыта, а хороший будильник никогда не стыдится своего жизненного опыта. С другой стороны, он не отрицает, что было бы недурно слегка принарядиться, переезжая на новое место жительства. Господи, конечно же, он прекрасно обойдется и без подкраски, но, разумеется, она бы сделала его красивее.

Сколько уж мы с ним проговорили, не скажу, но только в конце концов будильник отправился со мной. Радостный, счастливый, я поспешил домой.

Началась блаженные дни. Я без устали восторгался будильником, и заботы о нем отодвинули на задний план все остальное. Я неоднократно заводил его в течение дня, часто заставлял звонить несколько раз подряд и, слушая, как он заливается, просто покатывался со смеху. В звонке его что-то так уморительно трепыхалось, что я не мог сдержать хохота, а будильнику явно нравилось приводить меня в хорошее настроение. Я установил его на столе таким образом, что он опирался на несколько книжек, и оттого, что жизненные невзгоды лишили его одной из ножек, он казался мне лишь еще самостоятельнее и интереснее. Мы жили с ним душа в душу, у нас никогда не случалось размолвок, мы никогда не брюзжали и не ворчали друг на друга, и нам никогда в голову бы не пришло, что наша совместная жизнь может кончиться так, как она потом кончилась.

Шло время, прекрасное время, о котором я буду вспоминать с тоской. Однако не приходится отрицать, что мой роман о человечестве продвигался туго. Хотя я и просыпался до девяти утра от пронзительного звона будильника, я не мог заставить себя приняться за свои каракули, не мог выдавить из себя ни строчки. Я сразу же брался за будильник, стирал с него невидимую пыль, всячески обихаживал его. Когда он убедился, что будить меня по утрам нет острой необходимости, он это занятие прекратил. Я спал как сурок, нимало не заботясь о ненаписанных главах романа. У меня был будильник, на что же мне еще жаловаться?

Как-то утром мне не спалось, я встал и посмотрел на часы. Семь, будильник показывал семь. Я лег на правый, бок и снова отдался Морфею. Во второй раз я проснулся уже в двенадцатом часу. Что ж, дело привычное. Я протер глаза, потянулся, выскочил из кровати, однако голова была чугунная, затуманенная, во всем теле ощущалась тяжесть, хорошо знакомая тем, кому приходилось спать слишком долго. Я быстро оделся и завел будильник. Мне сразу же бросилось в глаза, что вид у него смущенный, словно ему отчего-то стыдно. Я, правда, не придал этому значения, ласково попрощался с ним и поспешил в центр города. По дороге я случайно взглянул на соборную башню — полвторого! Быть не может! Либо соборные часы совершенно спятили, либо мой будильничек отстал на два часа. Я забежал к ювелиру и спросил, который час — полдвенадцатого или полвторого. Ни полдвенадцатого, ни полвторого, ответил он, сейчас тридцать две минуты второго.

Сомнений не было: мой будильник отстал. В чем же причина? Ему надоело ходить? Он прихворнул? Или, чего доброго, решил подшутить надо мной?

Я не стал заходить в продуктовый магазин, а побежал домой, чтобы разобраться, в чем дело.

— Что случилось? — спросил я. — Тебе нездоровится? Ты отстал на два часа!

Нет, он не болен. Тик-так, проговорил он насмешливо, как бы давая мне понять, что так мне и надо, раз я не сдержал своего слова.

— Что? — спросил я, ничего не понимая.

Будильник как-то сразу погрустнел. Коли уж он поселился у меня, то ему совсем не по душе, чтобы каждый замечал, как потрепала его жизнь. Ведь мои гости не могли не видеть, что краска на нем облупилась, а это не только вызывало у них жалость к нему, но и подрывало уважение ко мне. Разве я не намекал в один прекрасный апрельский вечер насчет красной краски?

Наконец я понял, куда он клонит. Какой же я неслыханный идиот! Как я мог подумать, что он смирится с этими чертовыми щербинами! Я униженно попросил у него прощения и, чтобы загладить вину, пообещал купить небесно-голубой краски и перекрасить его целиком: этот цвет мне нравился еще больше, чем красный. Я дал слово сделать это через несколько дней, сейчас у меня нет ни гроша, поесть и то не на что.

Но ждать будильник был не намерен. Раз я пообещал купить голубой краски, то должен купить ее сейчас же. Тик-так, сказал он, словно намекая, что денег всегда можно перехватить в долг.

Я раздобыл вексельный бланк, поспешил к двум своим приятелям и попросил их быть моими поручителями.

— Хм, — сказали они, уклоняясь от прямого ответа. — Зачем такие жертвы ради будильника, от которого одна только морока и который так потрепан жизнью еще до вашего знакомства? А когда ты сможешь уплатить по векселю? Нам бы очень хотелось знать это.