Анатолий Новиков - Календарные дни

— А сколь в группе быков? — повернул к делу Демидов.

— Пятьдесят, — назвал председатель. — Такая нагрузка.

— Мы бы управились и с бо́льшим гуртом, — Демидов кивнул на сына. — Взяли бы голов сто пятьдесят для начала. Это, конечно, если кормов в зиму достаточно и трактор с раздатчиком дадите. Будет семейное, так сказать, звено.

— Не размахнулись ли, на ночь глядя? — осведомился опытный голова, удивляясь наглому, мягко говоря, заявлению приезжего. — Это все же не механизмы — животные.

— Да вы проверьте привесом, — не стал горячиться мужик. — На месяц-другой дайте, что просим, а там — решайте.

— Поглядим, — председатель встал. — Поужинаете у меня. Потом избу покажу.

После ужина, когда Сашу с детьми к телевизору придвинули, Шевелев узнал и про причину переезда, и про нелегкую в последние годы жизнь нового скотника. Бежал он, в общем, из благословенных и хлебных краев от несчастия, хоть и еще довольно редкого, но привычного российскому человеку. Демидова горькую понужала, хотя у нее уже двое почти взрослых ребят на руках висели. И как Демидов ни бился, унять ее не смог. Общественность тоже бессильной оказалась. «Общество-то еще с нетрезвым мужиком совладать может, а с женщиной — нет, опыта маловато, — скупо пояснял председателю Демидов. — На рассудок-то коллектив еще воздействует, а на сердце, чувства, которыми женщина более богата, — не натаскалось. Так и разъехались. Дочку присудили законом матери. Саша остаться с ней наотрез отказался. Да и дочка ревела, обещалась, как минет двенадцать, к отцу ехать. Ну, а пока за нее справедливость в суде из бумажек нашли и объявили вселюдно. Устал я сильно там, — не жаловался, а пояснял Демидов, — от позора. Сам бы пил — легче бы, верно, качало и мучило. Такие дела».

На следующее утро Шевелев лично заехал за новичком. Тот уже не спал, стоял на крыльце и гнездил фигурную, ловко сработанную топором балясину. Во дворе давно бесхозной избы был наведен матросский порядок, отметил голова: бурьян по изгороди скошен, древесная разносортица сложена у крыльца или запрятана в пристрое.

— Гляжу, Андрей Андреевич, ночь не ваша? — поздоровавшись, одобрил председатель.

Конечно, порядок и ухоженность в избе и близ могли показаться кому-то пустяком. Но не Шевелеву. Давно подметил председатель, что у толкового работника гвоздь гвоздю бок греет и калитка на одной петле не повиснет. Какой в избе своей хозяин, такой и на общественных нарядах. Вроде бы мелочь, а опять же характер просеивается через ту калитку.

— Сашу сейчас в школу кликни, подброшу, — вспомнил Шевелев, завидя в окне паренька, тот тоже, видно, давно на ногах плясал. — Женка моя с ребятами субботник зарядила — к сентябрьским занятиям готовиться.

Председатель потоптался кругами, морщась, наконец, понизив голос, спросил:

— Деньги, Андрей Андреевич, имеешь на обзаведение? Одежду, там, купить парню. Зима здесь посуровее. Прикинь, сколь надо. Думаю, правление в авансе не откажет.

— Одна голова — не бедна, а бедна — так одна, — отозвался из сеней Демидов. — Хватит пока сбережений. А за одолжение — спасибо.

Шевелев, провожая взглядом клин журавлей в колхозном синем небе, почему-то вздохнул, но против воли и взыгравшего чувства нежности к большим птицам, улетающим, точно на всю жизнь, опять защепил в памяти, что не кинул куда попало чужой ржавый инструмент мужик. Обтер сухой травой и в жилье занес. Главное — не суетится перед начальником, хотя, может быть, и следовало показаться для приличия — второй ведь день, точно райначальника, на «газике» раскатывают.

Наступила и прошла зима, снежная, хлопотливая. Зато по весне, когда вдруг разом сошел снег, освободив медовые запахи сухостойных лесов, болотин и земли, начались удивления у коренного озерского жителя.

Только-только теплыми сильными ветрами пообтерло избы от снега и поструилась зелень на южных склонах, вернулся откуда-то в село сосед Демидова Костя Днищев и ахнул:

— Ну, блин, храмину какую воздвиг новый хозяин! А вот в гости к соседу, или за знакомство кислухой порадовать, или о жизни помечтать, блин, — нет его!

Дом у Демидова — точно из альбома сельских экспериментальных застроек. Обшит в «елочку» планками, окна в — резных наличниках, новое, реставрированное крылечко. Да вдобавок к избе еще и стеклянная терраса примкнута, которую никто никогда в этих местах не ладил, верно, из экономии теса. Днищев немедля сгонял к соседу, в окна заглянул — та же картина свежего здорового дерева, чистоты и радости открылась его пытливому до чужого добра взору. Разумеется, Костюша не поленился — сунулся в подворье, в стайку. А там — жизнь вертится: жевали корм упитанная корова с теленком, бычок да три хряка-откормочника потянулись навстречу Днищеву, как к своему. «Куркуль, блин, не иначе, — с тяжелой, уже привычной досадой на белый свет установил Днищев. — Когда этот появленец богатство такое сгреб? Конечно, дело не мое, а капну в народный, блин, контроль — там живо подсчитают все рубли. В дому-то, гляди-кось, три комнаты с кухней и верандой на двоих с пацаном — лишку. Мы против них вдвое кучнее гнездимся, хотя подоле его, блин, колхоз на себе тащим».

Ну и про разное другое задумался Днищев. Сам мужик жил в срамотной, еще не старой, такой же просторной избе, но уже с осевшей к пустому огороду стеной, продувными стайками — все как-то руки не дотягивались до капитального ремонта или генеральной приборки двора. Зато у него елозила самая большая и злая в округе собака. Даже две. Вторую, шотландскую овчарку, он приобрел совсем недавно, чтобы от городских не отставать, а при случае козырнуть: мол, и мы в деревне кое-что породное держим.

Вечерком очередным Костюн Днищев, прихватив белого вина, поскребся в дверь.

— Можно, соседушка? — напросился он с порога, прицельно вглядываясь внутрь и все более поражаясь виденному. — Днищев Константин мои позывные — живу напротив. Вот, думаю, блин, проведать, если не прогонят за любознательность.

Поразило Днищева в комнатах многое: пол паркетный с красивым рисунком. Стены не кое-как беленые или просто струганые, как у всех однодворцев, а убраны под гладкую планку. От всего такого в избе стало уютно, точно в каюте корабельной. А на одной стене висела настоящая картина, маслом писанная, — портрет молодой девушки.

— Прошу сразу к столу, — пригласил Демидов. — Чай будем пить.

— Насчет чая нынче устою, — показывая хорошие желтые зубы, отказался Днищев. — Чай хорош утром, а вечером выпьем по-соседски. Значит, для налаживания, блин, контактов, как в верхах говорят.

Саша, собрав учебники, ушел в другую комнату, чтоб не мешать мужикам общаться.

— Это как же ты, милый сосед, за неполный год так отстроился? — поинтересовался Константин, играя в ожидании ответа лобными морщинами. — Мы тут, можно сказать, десятилетиями в копоти и сырости обитаем, а так хитро и с пышностью, блин, никто не додул. Прямо не изба — а дача правительственная! Поди, из областного центра помогают материалом и прочим?