Анатолий Новиков - Календарные дни

Утренний бодрый диктор заявил, что пора на зарядку. И ходуном заходило в трехкомнатном дупле Филина — так он в шутку называл квартиру. Первым, по обыкновению, покинул супружеский корабль Петр Иванович. Глянул исподлобья зелеными глазами на улицу, оценивая погоду, на слегка изогнутых сорокалетних ногах потопал в детскую, безо всякого там сожаления к младенческому сну врубил радио на полную мощь и крикнул:

— Подъем, Алеша — Саша — Коля! Римляне оттого и погибли, что позволяли себе расслабиться в постели!

Троица, к которой аргументированно обратился отец, несколько минут еще выгадывала с закрытыми глазами, боролась в партере за сон. Долг победил. Вскоре филинята старательно разверстывали гимнастические упражнения под команду восьмилетки Алексея Петровича.

Немного частной истории. Петр Иванович Филин подумывал в детстве шкипером стать на медленной барже, но увлекся агрономией. В двадцать пять лет он уверенно защитил кандидатскую диссертацию о кормовых достоинствах рапса. Филин, в отличие от некоторых тысяч ученых, отдавая очередную работу в журналы, никогда не заполнял графу экспертизы со срамным для исследователя предложением, что «работа не содержит открытий, изобретений, существенных дополнений». Зато кормовая культура вытягивалась у него на плантации до полутора метров, нагло зеленея до уральского ноября.

Следствием прежних мечтаний была любовь к простым и ясным правилам в жизни, тельник матросский, который начальник отдела кормов НИИ — к беспокойству захолустных приверженцев фирменных рубашек — ежедневно носил на работе.

А была суббота. Шестой день хозяйственных забот и родительских поучений. Филину предстояло спешить в магазины, толкаться в транспорте. Но воспитательную задачу, бытовые заботы сильно облегчало то, что вырастали сыны коллективистами. Вот и ныне после зарядки организованно ускакали во двор — на обычный километровый кросс. За завтраком дружно разнесли капустный пирог, потом ушли по своим заботам, оставив взамен вредную для родительских сердец пустоту.

Филин взял кошелки, прыгнул в автобус и запланировал в очередях с торбами в отвисших руках.

Не в пример будничным дням Филин жил и действовал по субботам довольно рассеянно. Однако именно сегодня взял да и выплыл в памяти давешний диалог с заместителем директора института, которому так хотелось стать директором. И дело-то пустяковое, чтобы не решить полюбовно. Бывшему институтскому товарищу, а ныне директору степного совхоза Пирогову семян рапса позарез потребовалось. Проезжал мимо и на авось позвонил Филину. «Нынче о рапсе хором заговорили, — с нажимом польстил друг. — Раньше сомневались в урожайности его. Молодец! Весь наш курс гордится тобой, филин ты наш большелобый!»

«Наряд у друга имеется на дефицитные семена? — без обиняков поинтересовался заместитель директора Виночет Степанович Пли. — Нет? А такой хороший человек с виду. Но область не наша, хоть мы и граничим исторически. Значит, ничего сделать не сможем — сами нуждаемся. Пусть уж в свое агрообъединение стучится настойчивее. Кстати, товарищ Филин, готов ли отдел кормов к смотру художественной самодеятельности? За вами два древнестатистических вавилонских гимна и речитатив тракториста Фрола. Не подведите коллектив». «Понимаю, вы — человек каменных принципов и убеждений, — покраснев, заявил Филин. — Строго ориентируетесь на ценные указания. Зато у меня хранятся семена нерайонированного пока рапса, который на наших глинистых землях отлично рос. Отдам их. Получится у них — и нам зачтется, и семена, думаю, вернут с лихвой».

Лицо заместителя директора, которому давно хотелось директором быть, улыбчивое до этого монолога и широко приветливое, мигом замкнулось и стало походить на неприступный остров порядка посреди бурного моря общественной анархии и бестолковщины. «Вы свободны, Петр Иванович, — сухо информировал Пли. — Смотрите, с самодеятельностью не подкачайте». «Наш отдел самодеятельностью тешиться не будет! — поднялся Филин на дыбы. — У нас, судя по вывеске на входе, не клуб, а институт».

На том, на непонимании, и расстались. Счастливый друг увез в совхоз полтонны семян и писал потом, что десять гектаров лучших земель отвел под культуру — для семенников, стало быть. Филину за несоблюдение научно-учрежденческих интересов вмонтировали выговор.

После стихийного околорапсового диалога и последующего за ним отеческого внушения заместитель директора, которому страстно, по-мартовски, хотелось сесть в директорское седло, мгновенно, как Филину показалось, сменил голову, хотя в области шейных позвонков следов операции замечено не было, — игра природы. Новая голова начальника в упор не видела Филина — витала при встрече в административном поднебесье. Точно такую же голову, отлакированную, надменную, безжизненную, Филин видел на выставке декоративного фаянса.

Любопытный Филин задумался над такой метаморфозой. Дело облегчалось тем, что заместитель директора жил по соседству. Филин, таясь по одну сторону рампы, присутствовал на ежедневных выходах содомника в мир.

Каждое субботнее утро Пли выходил на свой балкон с ворохом свежих газет. Приветствовал пустой, с парой изломанных скамеек и шеренгой рыжих саженцев двор строгим хозяйским взглядом. Филин уже не мог представить соседа без озабоченного взора, радеющего за порядок в подъезде, в прилегающем квартале, в стране в целом. Находясь по утрам, как мерещилось Филину, в безысходном лирическом настроении, сосед внимательно просматривал городские, молодежные, отраслевые и центральные газеты — он оказался самым активным подписчиком местного почтового отделения. За чтением периодики Пли проводил — жена выдала — свой общественный досуг с тех пор, как безуспешно закончил высшее учебное заведение.

Шевеля полыми губами, Степаныч часто протягивал руку к вазочке со сластями. Над ним и вазой по субботам постоянно вились должностные зеленые мухи.

Какое живое удовольствие настигало его, когда он обнаруживал в газете то, что искал. Опять-таки по секрету жена выдала, что ждал он фельетона, критической реплики, жалобы. Наткнувшись на материал такого рода, он откидывался на спинку кресла и застывал в истоме.

На сладком пористом лице содомника появлялась выстраданная радостная улыбка — он смаковал. Сначала прочитывал не спеша — как объедал — все вокруг материала, посасывая леденец, потом приступал к главному.