Герман Садулаев - Жабы и гадюки. Документально-фантастический роман о политической жизни и пути к просветлению в тридцати трёх коэнах

Так я стал знаменитым.

Второй раз я встретился с Иваном Шимодой в клубе, то ли стрелковом, то ли реконструкторском. Шимода упражнялся в стрельбе из арбалета. Шимода часто занимался странными вещами. Я думаю, это он так выёживался. Современному наставнику, коучеру, положено выёживаться и увлекаться чем-нибудь оригинальным.

Шимода протянул мне снаряженный и взведённый арбалет и предложил выстрелить. Я поднял тяжёлое оружие и выстрелил в чучело, поставленное метров за пятьдесят от линии огня в качестве мишени. Арбалет оказался оружием мощным и страшным. Стрела пробила мишень насквозь.

Шимода сказал: болт. Не стрела, а болт. То, чем стреляют из арбалета, называется болт. Я спросил: а какая разница? Похоже на стрелу. Вот оперение. Вот наконечник. Просто стрела. Короче и тяжелее, чем для лука, но всё же стрела. Шимода сказал: нет, болт. Разница есть. Разница принципиальная. Стрела — это боеприпас войн кочевого времени феодализма. А болт — оружие буржуазии. Даже пролетариата. Потому что тогда, во времена арбалетов, пролетариатом была буржуазия. Как это убедительно доказывает философ Александр Секацкий в своей книге «Миссия пролетариата», издательство «Лимбус», тираж семьсот экземпляров.

Я перестал спорить. Болт — значит болт. Мы стреляли ещё около часа. Пока я не научился попадать не просто в чучело, а в отмеченные моим инструктором места: в шею, в лицо, в область сердца, в мошонку. Это было несложно. Арбалет был не только мощным, но и современным: оружие было оснащено оптическим прицелом и хорошо пристреляно.

В тот вечер я рассказал Шимоде о своей литературной карьере и о том, каким скандалом она завершилась. Я говорил: понимаешь, Иван, что самое обидное. Они все на меня ополчились за то, что я посмеялся над их геноцидом. Это ладно. Но ведь вот что немыслимо. Все как один решили, что это из-за моего нечистого происхождения. Что я метис, потому и предатель. Потому и в прозе моей сплошная порнография. И величия черкесского народа я не могу понять, потому что я не чистый черкес. И что плохо было уже то, что мой отец — помесь черкеса и карачаевки. Но что у меня гораздо хуже. Потому что моя мать — молдаванка. Значит, я — молдавский выродок. И столько дерьма вылили на мою мать. Все подряд, предприниматели, депутаты и академики, взрослые серьёзные люди, орали, что моя мать — молдавская шлюха. Они называли шлюхой мою мать, Иван! Они не знали её, никто не знал мою мать, моя мать была хорошая, она была самой порядочной, умной, спокойной, воспитанной. Но они, все они, называли мою мать, мою покойную мать шлюхой, просто потому, что она была молдаванкой и вышла замуж за черкеса. А ведь она даже не была молдаванкой! Она гагаузка! И никто не вступился, ни молдаване, ни гагаузы, никто не сказал ни единого слова в мою защиту, в её защиту!

Шимода спросил: а ты? Я сказал: что — я? Шимода сказал: ну, ты защитил честь своей матери? Ты убил хотя бы одного из оскорбителей? Я понуро ответил: нет. Я же не настоящий черкес. Я — генетический мусор. Если бы я был настоящим черкесом — я бы убил человек десять-двенадцать и сел бы в тюрьму. А так — сам видишь. Вот, стою перед тобой. Ною. И прыгать с парашютом боюсь. Я ублюдок, Шимода. Они были правы!

Я заплакал, а Иван Шимода обнял меня и утешил. Он сказал: ничего, Эрманарих Казбекович. Ты ещё всем покажешь. Ты ещё станешь знаменитым серийным убийцей. Ты ещё успеешь убить много-много людей, десять, двадцать, а то и тридцать. Убивай всех, кто оскорбил твою мать. Всех, кто не любит молдаван. Особенно — гагаузов. Я подарю тебе свой арбалет. Это прекрасное оружие. Бесшумное. Оно нигде не регистрируется и тебя долго никто не найдёт. Потом тебя найдут, но за это время ты сможешь убить человек тридцать. Главное — целься в шею. В шею, так будет надёжнее. Я дам тебе особые болты, с особыми наконечниками, считается, что они предназначены для охоты на кабана или на медведя. Но на самом деле мы, арбалетчики, знаем, что с такими болтами лучше всего охотиться на людей. Стреляй в шею. Потеря крови будет такая, что через несколько минут подонок умрёт.

Я спросил: а как мне найти тех плохих людей, которые меня оскорбляли? Вычислить их по айпишнику в интернете? Некоторые известны по фамилиям и именам, я смогу разузнать их адреса! Мне надо будет поехать в Карачаево-Черкесию? Там обидчиков больше всего. Или в Мюнхен? А меня пустят через границу с арбалетом?

Шимода сказал: можно и так. Но не обязательно. Лучше устроить охоту здесь. В каком-нибудь парке. Я тебе помогу. У меня есть прибор ночного видения. Мы прицепим его к арбалету. Затаишься в кустах. А эти подонки, они часто ходят по вечерам через парки.

Я смутился: но вряд ли я сейчас тут найду и отслежу оскорбителей. В кого же я буду стрелять? Шимода сказал: да какая разница? Все люди — сволочи. Все подонки. Все оскорбители. Люди — они, на самом деле, не люди, а грибы. Каждый гриб — это что? Это просто туловище и шляпка. А настоящее существо — это грибница. И все грибы через грибницу друг с другом связаны. Поэтому ты можешь смело убивать любого человека, даже старика, женщину или ребёнка. Всё равно это один и тот же гриб. Убивай любых людей, до которых только дотянешься, до кого долетит болт из твоего арбалета, и так ты отомстишь всем, кому захочешь.

Внезапно мне стало нехорошо. Не по себе мне стало. Я спросил Шимоду: а обратная теорема верна? То есть, если я убью, ну, или не убью, а пораню или изуродую или просто побью какого-нибудь плохого человека, то через грибницу я причиню боль любому другому человеку, даже невинному светлому ребёнку, потому что грибница одна, а наверху — только туловища и шляпки? Шимода сказал: ну, с таким настроением из тебя не то что серийного, а никакого вообще убийцы не получится. Ты и правда неудачник, Эрманарих Казбекович.

Я подутих и успокоился. И, немного перегруппировавшись, сказал Ивану Шимоде: вообще-то я просто хотел, чтобы ты понимал, с какими трудностями нам придётся столкнуться. У меня антирейтинг. Этот скандал, он испортил мою репутацию. Может повлиять на выбор избирателя. Мы должны придумать, как этому противодействовать.

Шимода сказал: твоя фамиля Сагалаев. Это безнадёжно. Какая ещё тебе нужна репутация? У тебя фамилия — Сагалаев, у тебя место рождения — Карачаево-Черкесия, ты идёшь на выборы в русском городе Санкт-Петербурге, твои конкуренты имеют фамилии Иванов, Петров, Савлов, Кобелёв, Мильдонов. И ты беспокоишься о своей репутации? Тебе не нужно никакой репутации. Твоя фамилия — Сагалаев. У тебя нет ни единого шанса.

Я упорствовал: и всё же. Был скандал. Была сенсация. С отрицательным знаком. Было широкое обсуждение. Мы обязаны нейтрализовать. Шимода сказал: какой скандал? Я ничего не слышал про скандал. Я сказал: ты, наверное, и книг моих не читал. Откуда тебе знать? Шимода сказал: нет, я читал пару твоих книг. А про скандал, про предательство, про оскорбления услышал только сегодня, от тебя самого. Я удивился: может, ты просто не помнишь? Шимода согласился: да, может быть. Книги помню. А скандал просто не помню. Просто забыл.