Карен Аветян - Неконтролируемая мысль

Не имеет слабого конца.

Кто-то видит в смерти горе.

Вечно прячась от проблем,

Уплывает в смерти море

Словно в сказочный Эдем.

Ну а ты к ней равнодушна:

Смерти жуткой не боишься.

И совсем как пёрышко воздушно

Ты в полете оживишься.

Ты прониклась оптимизмом:

— Страха жуткой смерти нет!

Надышавшись артистизмом,

Проживёшь хоть сотню лет!

Время — пожалуй, одно из самых неоднозначных и противоречивых понятий во всем мире. Люди находятся во власти времени. Они не смогли подчинить время, поэтому, в данный момент, время правит ими. Для удобства люди поместили время в часы. Времени то стало не хватать, то его стало слишком много, но в каких-то ситуациях оно жизненно необходимо, а когда-то мы молимся богу о том, чтобы его уменьшить.

Тяжёлое бремя

Мы имеем вживую —

Бесценное время

Тратить впустую:

Смотреть бесконечно

В пустую даль

И восхищаться рассветом,

Вертеть в обе стороны златую медаль

И бесконечно ругаться с соседом,

За плохую погоду ругать февраль,

Соревноваться с атлетом,

Не понимая, что жизнь — спираль,

Пропахшая старым сюжетом.

ГУЛАГ — главное управление лагерей и мест заключения в СССР — подразделение, осуществлявшее руководство местами заключение и содержания в 1930 — 1960 годах. «Узник Гулага» — поэма, посвященная жертвам концентрационного лагеря, раскрывающая всю сущность жизни в нём. Йоханнес — немецкий военнопленный, который попадает в плен к «советам» после успешного наступления Красной Армии.

Эти жуткие дни,

В чьих секундах боль и страданья,

Останутся всему вопреки

В памяти нашей молчаньем.

Сорок шестой. Узник Гулага.

И вот уже целый год

Я парень по кличке Йохан-бродяга,

Мотаю в Гулаге бесконечный свой срок.

На мне лицо старика,

В душе — одна лишь надежда.

В руках моих кирка,

На теле — больная одежда.

Крепко кирку сжав в руках,

Я меж сотен других работяг

Пробиваю ущелье в толстенных горах.

Но раньше всё было совсем не так.

Сорок первый. Я парень младой.

В руках держу автомат.

Мой фюрер стоит предо мной,

А я лишь покорный солдат.

Стоит на помосте он смирно.

С гордо поднятою головой.

Громкие речи его ювелирны.

Он уверенно правит всею толпой.

Он не похож на глупца,

И не запятнан мундир.

«Мы будем с тобой до конца;

Ты наш благой командир!»

Все собрались на вокзале.

Со мной мать и жена.

Командиры на поезд указали.

Всё. Вот и настало время, пора!

Крепко родных обнимаю,

Небрежно бросаюсь в вагон.

Живым вернуться смогу ли? Не знаю…

Кажется мне, что это лишь сон.

Кричу: «мама, не плачьте,

Вернуться живым обещаю!

Вы слёзы подальше припрячьте!»

И в серой толпе исчезаю.

Великий блицкриг свершился.

Словно зарытый во мгле

Я вышел из тьмы и в свет устремился.

И вот я на русской земле.

Я много успел повидать городов,

Пропитанных кровью людской:

Моих друзей и заклятых врагов.

Каждый из них был мне как родной.

И кроме мучительной боли

При расхожем столь типаже

Нами движут лишь сила воли

И пламя надежды в душе.

Но жаждет славной мести

Бесстрашный русский солдат.

Хоть тысячами тела их развесьте!

Их трупы к вам ночью в дверь постучат.

В глаза его на миг вы посмотрите!

И сразу же поймете, почему

Самый обычный русский воитель

Готов побеждать аж великую Тьму.

Вечером становится страшно.

Уже наступила зима.

А русская ночь довольно протяжна,

Весьма красива, но очень скромна.

Сижу на опушке леса.

Снежинки падают на грязное лицо.

И в качестве деликатеса

Пью я родное пивцо.

Делаю глоток, второй,

И слова вспоминаю я деда:

«И пусть на войне я был рядовой,

Моя цель свершилась — вендетта!»

Я видел, как невинные люди

Глотают смерть под пулеметным огнем.

И сам я зачинщик той жути.

Так что ж происходит в мире моем?!

Что со мной происходит? Никак не пойму…

А вдруг цель моя не вендетта?

И неужели лишь мне одному

Нужна без смертей победа?

Бросаю винтовку. Беру пистолет

И направляюсь к окопу.

В сердце поганом увидел просвет.

Осталось убить в душе своей злобу.

В сердце моём большая дыра.

Мне ты, друг мой, поверь.

Закрываю глаза. Настало время. Пора!

Приставляю к виску я Вальтер.

Кёнигсберг, улица Славы, дом 41…

Давно я не видел свой дом,

Лежащий средь тихих равнин,

Поросший густым лесным мхом.

Меня вы, мама, простите.

Гертруда, моя любовь,

Из мира людского вы не уходите!

Придёт ваше время — мы встретимся вновь.

Отчетливый звон русской речи

Вдруг прогремел словно гром,

И тут же в церквях погасли все свечи.

Русские ни за что не покинут свой дом!

Советский солдат. В руках моё спасенье.

Стоишь предо мною гордо.

Дай же мне одно лишь мгновенье,

И жизнь моя в миг будет стёрта.

Но дрогнула тут же рука мужика,

И был удостоен я жизни.

Он бросил винтовку, дал мне с кулака

И отомстил за Отчизну.

Что дальше было? Не помню.

Проснулся я в шахте, где царил полумрак.

Теперь мой дом — каменоломня.

Теперь мой дом — это Гулаг.

И кто бы ты ни был, мой господин,

И если читаешь ты это письмо:

Кёнигсберг, улица Славы, дом 41…

Передай им, что теперь со мной всё хорошо.

Я больше не считаю минуты.

Время покинуло меня так давно…

И лишь уплываю в море я смуты,

А на часы мне уже все равно.

Прошло четыре полных года.

Как выжил я? Не знаю.

Живу от заката до восхода

И в себя иногда уплываю.

Хорват, словак и немец —

Здесь собраны все — итальянец, поляк.

Здесь каждый из нас иноземец

И каждый из нас сидит за пустяк.

Уж долго мы ищем что-то в себе,

Но что? Не смеет никто

Перечитать судьбе,

Не может никто покинуть гнездо.

Тело мое совсем истощало,

И стал я похож на скелет.

Адское исчадие своим меня избрало

В неведомой чаще этих сует.

Нас кормят здесь плохо, а много хотят.

Для них мы всего лишь рабы.

От ярых скандалов уши горят,

А иногда и от звуков стрельбы.

Здесь многие надежду теряют,

Кто-то сходит с ума —

Свинцовые стены Гулага питают.

Скоро погаснет фашистская Тьма.

А за снежными стенами Гулага

Жизнь идёт своей чередой.

Уж нету нигде фашистского флага,

Уж некого больше ранить стрелой.

Закончились войны. Это конец.

И пусть не победный, но всё же…

И вновь в такт забьются сотни сердец,

И жизнь человечья станет дороже.

Уголь — единственный здешний товар,

Мы — живая мишень.

Протяжный взмах киркой, затем удар —